Лариса Кондрашова - Замужняя невеста

Дальше происходило вообще невероятное.

— Наши соседи иностранцы, — говорила Долорес, и в ее устах это слово звучало как анафема.

— Дитя мое, — ответил тот приятным грудным голосом, — о них позаботятся их правители.

— Но они каждый день занимаются тем… А что, если они наводят порчу на жителей нашего города? — повысила голос кормилица Николо.

Соня от неожиданности развернувшейся перед нею картины даже перестала дышать, словно кто‑то мог ее дыхание услышать. Что она такое говорит?!

У княжны в голове не укладывалось, что эта женщина, которую она взяла к своему приемному сыну, устроила в самой лучшей комнате, старалась, чтобы она ела все самое лучшее, — эта женщина сейчас без зазрения совести ее же и предавала.

— Служители дьявола наносят вред честным людям независимо от того, иностранцы они или нет, — продолжала настаивать Долорес, и уже печать озабоченности легла на чело монаха, до того пребывавшего в сомнении.

Соня видела, как он постепенно проникается верой в слова прихожанки. Исполняется решимости собрать своих братьев и уничтожить гнездо еретиков, которые расположились, можно сказать, подле ворот святой церкви!

— Но ты вроде говорила, что эта иностранка взяла к себе в дом брошенного младенца.

— Вначале я тоже верила, что это благое дело. Но теперь думаю, не для своих ли черных месс ребенка приготовили? Разве не служители Сатаны приносят ему в жертву души невинных младенцев?

— О Господи! — вскричал ошеломленный падре. — Неужели ты допустил, чтобы эти грешники окопались так близко от святых мест, в самой Барселоне, близ чудотворного образа Богородицы?!

Соня вскочила с постели, в момент забыв обо всех своих хворях, и быстрым шагом направилась к детской. Она все еще думала, что на самом деле ничего подобного не происходит, а ей приснился такой вот сон наяву… Из‑за беременности. Ее организм готовится к роли матери, происходят в нем такие изменения…

Верная Мари, заслышав, что она вышла из комнаты, метнулась следом за госпожой.

«Вот сейчас, — мысленно говорила себе Соня, — я открою дверь детской комнаты, и выяснится, что Долорес сидит и качает кроватку Николо».

Ничего подобного. Младенцы спали, а кормилицы рядом не было.

— Знаешь, где она сейчас? — спросила у Мари Соня, не называя имени исчезнувшей женщины.

— Может, вышла на минутку?

— Вышла, но больше чем на минутку. Как раз в это самое время она в соборе на исповеди. Выдает нас отцам‑иезуитам.

— То есть как это выдает? — потемнела лицом Мари, или это свеча в ее руке бросала такой прихотливый отсвет. — Разве мы делаем что‑то плохое? Это из‑за того, что мы спрятали золото?

— Думаю, о золоте она ничего не знает. Хотя теперь ни в чем нельзя быть уверенными. Ты же говорила мне, что она подслушивает разговоры. Однажды мне даже показалось, что она видела наши с тобой занятия, но я убедила себя: показалось!

— Тогда в чем нас еще можно упрекнуть?

— Она сказала, будто мы служим Сатане, а Николо усыновили, чтобы принести его в жертву на черной мессе.

— Какая дрянь, оказывается, эта Долорес, — пробормотала Мари задумчиво. — А я в какой‑то момент ее пожалела. Решила: еще одна жертва мужского коварства. Как‑то мы с нею разговаривали, и Долорес жаловалась, что Бенито, занимая при своем хозяине такое высокое положение…

Господи, это у Бенито высокое положение? Мальчик на побегушках, который по возрасту давно не мальчик. Впрочем, девушке из села, наверное, казалось: должность, положение.

— …Пальцем о палец не ударил для того, чтобы заступиться за мать своего ребенка.

— Если она зла на Бенито, то при чем здесь мы?

— Скорее всего она зла на Пабло, — протянула Мари, — и думает, что вместе с нами достанется и ему… А Бенито. Бенито, оставшись без хозяина, будет свободен и женится на Долорес.

— А на вид трудно заподозрить в ней такое коварство, — проговорила Соня. — К сожалению, наша жизнь устроена так, что люди, подобные Долорес, не отвечают обычно за свои подлости.

— Нет, справедливость должна торжествовать! — как показалось, излишне страстно заявила Мари.

Странно, что она не спросила, откуда Соня обо всем этом знает. И сразу поверила в то, что сказала ей госпожа.

— Кстати, ты сама можешь спросить, что двигало нашей кормилицей, — сказала княжна. — Как раз сейчас, совершив свое предательство, она возвращается в наш дом как ни в чем не бывало. И думает, что будет жить в нем, пока за нами не придут.

Софья уже не видела, да и вряд ли захотела бы видеть, как возвращается в дом Долорес и как встречает ее Мари. Ударит, вцепится в волосы? А иначе как еще станут разбираться между собой женщины из простого народа? До того ли ей было сейчас?

Соня заглянула в зал, где сидел Пабло со своей невестой, и с улыбкой на устах окликнула Жана, который для большей патетики своего повествования выпрямился во весь рост и теперь вещал что‑то с бокалом в руке.

— Не позволите ли мне ненадолго увести моего дорогого друга графа де Вассе‑Шастейль? Хозяйственные хлопоты.

— Тебе стало лучше, — понимающе кивнул он и, извинившись перед гостями, вышел к ней.

— У нас беда, — сказала ему Соня с места в карьер. — Наша кормилица донесла на нас.

— Ты имеешь в виду о золоте? Но разве она что‑то знает?

— Какое золото! Уж не знаю, зачем ей это понадобилось, но она сообщила местному падре, будто мы служители Сатаны, а ребенок, которого усыновили, предназначен для жертвоприношения. Я думаю, скоро к нам придут. Не знаю, принято ли у них ходить к тем, кого наметили в жертвы, по ночам, но, наверное, надо постараться исчезнуть отсюда как можно быстрее.

— Ты права, — закивал Жан, но потом нахмурился: — А как ты об этом узнала?

Ну почему Мари просто поверила ей на слово, а Шастейлю непременно нужно знать, что да как?

— Можешь поверить мне на слово и взять на себя подготовку к отъезду? — зашипела на него Соня. — Я все тебе объясню, но только тогда, когда мы окажемся вне опасности.

— Хорошо, — нехотя согласился он, — но в любом случае без Пабло нам не обойтись. Я пока развлеку Розиту, а ты расскажи ему, в чем дело.

Пабло тут же вышел к ней до крайности озабоченный.

— Я сразу понял, случилось что‑то серьезное, — сказал он, глядя на нее. — Вам не удалось скрыть от меня свое волнение.

— Почему? — машинально поинтересовалась Соня.

— Я слишком хорошо изучил ваше лицо. Что‑то с Николо?

— С нашей кормилицей, — проговорила Соня, — она сообщила кому‑то из священнослужителей, не знаю, кто они, иезуиты или просто местные священники, будто мы служим черные мессы и для этого взяли на усыновление ребенка.

— Это сказала Долорес? Вы не ошибаетесь?

Соня не то чтобы заколебалась, но на мгновение подумала: а что, если ее ум просто рисует такие причудливые картинки из ничего, просто так выдумывает себе? Но ведь Долорес на месте нет, а прежде она никогда не оставляла младенцев одних.