Дженнифер Доннелли - Зимняя роза

Он начнет завтра. Начнет с человека, который чуть его не убил. Он отправится в тюрьму к Безумному Фрэнки, как когда-то называл себя Беттс.

Уилла выругалась сквозь зубы.

– Опять?

Она кивнула, отложила карандаш и трусцой побежала за валун. Шейми был поглощен наблюдениями западного склона Мавензи, проводя их с помощью квадранта. Вскоре до него донеслись характерные звуки. Уиллу тошнило.

– Все в порядке? – крикнул он.

– В порядке, – последовал ответ.

Спустя несколько минут Уилла вернулась, остановившись у походной плиты. Там на сковородке таял снег. Уилла зачерпнула воды, прополоскала рот и тут же выплюнула.

– Из-за чего это происходит? Неужели только из-за высоты? – удивился Шейми.

– Не только из-за высоты. Еще из-за сердитого горного бога племени джагга. Его зовут Рвотник, и он злой как черт.

Шейми громко расхохотался, сбив квадрант и угробив результаты наблюдений.

В Тавете, где они остановились пополнить запасы продовольствия, им удалось найти двух туземцев племени джагга. Те упрямились, но Шейми и Уилла сумели их уговорить. Джагга согласились провести белых людей через густой лес, окружавший гору. Туземцы называли гору Килема Кьяро, что означало «та, которую невозможно покорить». Джагга верили, что в недрах Килиманджаро живет злой бог, наказывающий всякого, кто дерзнет подняться на гору. Уилле пришлось пообещать им керосиновый фонарь, зеркальце, нож и свой золотой перстень с печаткой. Только тогда джагга согласились. Тепили, не доверявший джагга, опечалился и весь путь по лесу шел молча. Питер Будекер предостерегал их насчет коварства джагга, однако Шейми и Уилла прекрасно ладили с туземцами. Скорее всего, Будекер и Тепили просто преувеличивали кровожадность этих туземцев.

– Попей воды, – предложил Шейми. – Полоскать рот недостаточно. – (Уилла что-то буркнула.) – Попей. Тебе нужно наполнить желудок. Если этого не сделаешь, будет еще хуже.

– По-моему, хуже некуда.

С тех пор как они поднялись на двенадцать тысяч футов, Уилла мучила горная болезнь. Согласно плану, они намеревались подняться к седловине – протяженному участку земли между вершинами Кибо и Мавензи – и там, ближе к Мавензи, устроить лагерь. Оттуда с помощью навигационных инструментов они исследуют западный склон и до начала восхождения получат более детальное представление о высотах, расстояниях и возможных опасностях.

Шейми вспоминал, как они боялись заблудиться в густом лесу у подножия Килиманджаро. Однако джагга помогли им, без всяких компасов выведя из холмистого леса к горе. После нескольких дней изнурительного похода по жарким, засушливым равнинам Шейми восхищался первозданностью здешнего леса. Они шли под сенью камфорных и фиговых деревьев, а также подокарпов, надежно защищавших от солнца. Их сопровождали любопытные обезьяны-колобусы, раскачивающиеся на лианах. Над головой, пронзительно вереща, проносились птицы-носороги и краснохохлые турако. А в одном месте из зарослей гигантских папоротников донеслось рычание леопарда.

Постепенно лес сменился альпийскими лугами, затем скалами, грядами и осыпями. Дальше начиналась седловина, представлявшая собой высокогорную пустыню. Поднявшись выше девяти тысяч футов, Шейми и Уилла ощутили первый признак горной болезни – пульсирующую головную боль. Вскоре к ней добавились тошнота и утомляемость.

Верные своему плану: днем подниматься вверх, а спать возвращаться вниз, они пять дней подряд переносили снаряжение с альпийских лугов на ледник, устраивая лагерь ближе к Мавензи, после чего спускались обратно, ночуя на высоте менее трех тысяч футов. Носильщики-масаи, не имевшие снаряжения для подъема по льду, остались на альпийских лугах дожидаться их окончательного спуска. Палатку, плиту, топливо, спальные мешки, фонари, пищу, одежду, фотоаппараты и инструменты – все это приходилось тащить на себе и в рюкзаках. К концу перехода – по льду. Ледорубы оказались полезными, но альпинистские кошки – просто бесценными. Они были устойчивее обычных ботинок с шипами. Уилла сказала, что в них она чувствует себя буквально приклеенной ко льду.

У Шейми на акклиматизацию ушло всего три дня. Странные головные боли совсем не исчезли, да и энергии было не столько, как на равнине, но силы к нему возвращались. С Уиллой такого не происходило. Шейми волновался за нее и не раз высказывал свои опасения вслух. Уилла их напрочь отметала. Ей было тяжело – Шейми это знал, – но она не позволяла себе никаких уступок и наравне с ним проходила все этапы рекогносцировки: от переходов и подъемов до наблюдений и фотографирования.

Уилла бросила на сковородку ком снега взамен выпитой воды и подошла к Шейми, склонившемуся над чертежным столиком. Посмотрела на составляемую карту, на записанные им результаты наблюдений, потом перевела взгляд на склон горы. Их рекогносцировка была почти завершена. К концу дня у них появится рабочая карта западного склона. Уилла сделала все снимки, необходимые для ее книги. Через день, самое большее через два они начнут восхождение.

– Все еще думаешь про кулуар? – спросила она, и Шейми рассеянно кивнул. – Рискованная затея.

Шейми и сам знал, что рискованная. Кулуарами называли горные ложбины, ведущие к вершине. Крутые, а порой и отвесные, они тем не менее являлись лучшими путями на вершину. К сожалению, кулуары часто становились местами сбора камней, обломков скал и льдин. Опаснее всего были льдины. Подтаивая на солнце, они могли спровоцировать внезапный камнепад.

– Если мы достигнем кулуара пораньше, пока солнце еще не разогрелось, этот трюк может удаться. Видишь место соединения того выступа с гребнем? До него можно добраться по северо-западной лощине. Переночуем под гребнем, а на рассвете двинемся по кулуару вверх, достигнем вершины и вернемся обратно на гребень. Если понадобится, снова там заночуем. Если нет, возьмем снаряжение и спустимся по той же лощине.

Уилла хмуро глядела на заснеженный склон.

– Риск, конечно, есть, – добавил Шейми. – Идти нужно будет чертовски быстро.

Шейми знал, что Уилла поняла его намек: никаких поблажек на горную болезнь.

Теперь она рассматривала неприступную, покрытую снегом вершину.

– Мы будем первыми, кто покорил Мавензи.

Шейми поразила решимость, звучавшая в голосе Уиллы, и ее непоколебимая воля. Никаких компромиссов, никакого обсуждения условий. Только победа или поражение. Такую же интонацию он слышал в голосах Шеклтона и Скотта, да и в своем тоже.

Уилла была одержимой, амбициозной, пропитанной духом соревнования, стремящейся сделать себе имя. Это восхищало и в то же время огорчало Шейми. Нет, не потому, что она была женщиной. Он привык к решительным женщинам, ведь его вырастила Фиона. Причиной огорчения была его любовь к Уилле.