Марина Светлая - После огня

— Из нас двоих людей убивал я. И убивал бы снова, если бы пришлось вернуться в то время. Если таким я тебе не нужен, то я с этим ничего уже не смогу поделать.

Грета вздрогнула. Но это от холода, окно по-прежнему было открыто. Она подалась к нему, словно хотела что-то сказать, но резко развернулась и вышла из кухни.

Последующая неделя была тихой в сравнении с остальными. Лейтенант Уилсон возвращался домой раньше, чем все предыдущие дни. Но едва ли можно было назвать это улучшением. Пил он теперь в своей комнате. И очень много курил. По-прежнему в форточку, но табаком все-таки пропахли все вещи, постоянно тянуло в коридор и на лестницу. Когда с утра он уходил на службу, то, здороваясь с Рихардом или изредка с Гретой, если она оставалась дома, был очень вежлив и сдержан. Совсем как в первые месяцы своего пребывания в Констанце. Будто они чужие. С той лишь разницей, что чужим он больше не был. И самого себя он не чувствовал чужим. От этого становилось лишь горше.

В Страстную пятницу к Риво не поехал, хотя генерал ничего не отменял. Приехав со службы позже, чем обычно, он прошел мимо гостиной, где Грета по своему обыкновению у окна чинила белье, потом вернулся, поздоровался и поднялся к себе. Грета подняла голову, запоздало пробормотала приветствие, прислушалась к его тяжелым шагам по лестнице. Потом в доме снова установилась совершенная тишина. Только на стене тикали часы. Тикали как обычно. Необычным было присутствие Ноэля дома в пятницу.

Она была уверена, что он пьян. И на этом не остановится. За прошедшую неделю она часто слышала, как под утро он начинал бродить из комнаты в уборную. И знала, что только она виновата в этом.

Грета склонила голову к своему шитью. И неожиданно подумала, что могла бы подняться к нему. И все было бы иначе. Для нее, для него. Собрав нитки и сорочки, она почти взлетела по лестнице. Но направилась в свою комнату. Там замерла на кровати, прислушиваясь к тишине за стеной. До утра вздрагивала от каждого звука, шороха, и с облегчением заметила, как за окном начало светлеть.

Тальбах велел явиться с самого утра. Убрать в погребке и принимать первых субботних посетителей, которые ожидались в большом количестве: пока женщины на службе, мужчины не преминут заглянуть и выпить по кружке пива.

И только Рихард Лемман не нарушал своего привычного уже распорядка. Встал раньше лейтенанта и позже Греты. Убедившись, что кофе варить некому, сварил сам. С наслаждением, не дожидаясь, пока напиток остынет, и обжигая язык, стал пить. Проводил взглядом хмурого и помятого Уилсона, прошедшего со своим извечным «Желаю вам доброго дня, герр Лемман» мимо кухни.

— Господин лейтенант! — окликнул его Рихард.

Уилсон снова показался в дверях и коротко кивнул немцу.

— Сегодня суббота, — с улыбкой сказал Лемман.

— А мне нужно завершить дела, — в ответ улыбнулся Ноэль.

— Служба?

— В том числе.

— И поздно придете? На шахматы вас не ждать?

— Давайте завтра… Я буду к ночи.

— Воля ваша.

Ноэль пошел прочь, и теперь уже немец наблюдал, как он пересек двор и сел в машину. Когда автомобиль отъехал, Рихард тяжело вздохнул и задумчивым взглядом стал изучать узор на ободке чашки, прекрасно сознавая, что предложение сыграть в шахматы было неуместным. Происходило что-то, чего он не понимал, но и понимал одновременно. Что-то, отчего лейтенант сошел с ума, а Грета решила уморить себя голодом.

Рихард допил свой кофе, вымыл чашку, оделся и отправился за газетой. Даже союзническую — и ту еще надо было достать. Но вернулся ни с чем. Газеты не было. Раньше надо вставать.

После обеда в виде капустной похлебки, думал вздремнуть пару часов. Но стало не до сна. В дверь постучали, пришлось открывать.

— Маргарита Леммен здесь проживает? — спросил молоденький солдат на крыльце дома. Он говорил с сильным французским акцентом и совсем не походил бы на солдата, если бы не форма.

— Лемман, — поправил его Рихард.

Мальчишка быстро достал из сумки конверт, сверился и сказал:

— Простите, Лемман. Мне необходимо передать ей предписание явиться двадцать третьего апреля к зданию мэрии.

— Зачем?

— По городу действует распоряжение о задействовании гражданских лиц, не прошедших денацификацию, для перезахоронения жертв нацизма. Все в предписании.

Он сунул в ладонь Рихарда конверт и попросил расписаться в получении, будто не заметил того, что у немца только одна рука. После ухода солдата тот раскрыл конверт и прочел бумагу, адресованную Грете. Официальное уведомление о перемещении в Лёррах для перезахоронения погибших там евреев. Оно было подписано только накануне капитаном Анри Юбером. Слухи о том, что будут эти перезахоронения, ходили давно. Кто повинны, тем и хоронить. Но Грета! Грета, которая в жизни никого не обидела!

Рихард скрежетнул зубами и бросил окаянную бумажку на стол. Будь у него две руки! Это дело мужчин, а не женщин! Будь у него только две руки!

Предписание лежало на столе до самого вечера, когда Грета, не чувствуя ног, почти упала на стул в кухне. Было тихо, будто в доме она одна, и только свет из комнаты свекра подсказывал, что тот сейчас непременно выйдет ее встречать, как он это делал всегда. Притянув к себе ближе бумагу, прочитала, что ей надлежит сделать, зло улыбнулась подписи и опустила голову на сложенные на столе руки. Она такая же, как все. Повинная.

На плечо ей легла тяжелая ладонь и чуть-чуть сжала его.

— Я весь день об этом думал, — сказал Рихард.

— Зачем? — Грета встрепенулась. — Побудете немного без меня. Это недолго.

— Угу… Недолго… Недолго умом тронуться. Я не пущу тебя туда. Я знаю, что это такое. Я видел в войну братские могилы. Сам хоронил.

Грета прижалась щекой к его ладони и попыталась улыбнуться.

— Я справлюсь.

— Поговори с ним.

Она бросила быстрый взгляд на Рихарда и отвернулась.

— Нет.

Он обошел вокруг стола и сел напротив, всем своим видом показывая, что отступать не собирается.

— Поговоришь, иначе это сделаю я. Он поможет тебе. Он бы давно тебе помог, если бы ты позволила.

— И вы не станете этого делать!

— Ты запрещаешь мне?

— Называйте, как хотите, — кажется, она впервые сердилась на Рихарда. Но и он сердился не меньше. Окинул ее взглядом из прищуренных глаз и выпалил:

— Ну и дура! Ты его сколько еще изводить будешь?

Грета вспыхнула. Если бы он знал, что этот француз убил его сына! И тут же подумала, что придется испытать Рихарду, если он узнает о том, кто на самом деле человек, с которым он столько времени живет под одной крышей.

— Они нас изводят дольше, — равнодушно ответила она.

— Война закончилась, Грета! И что бы там ни было, оно осталось в войне! А в этой жизни тебе попался он.