Элейн Барбьери - Полночный злодей

Лафитт изобразил на лице радушную улыбку, уверенный по опыту, что беспокойный молодой человек доложит своему влиятельному хозяину о каждой мелочи.

Утонченное лицо Лафитта нервно подергивалось. В прошлом Пуантро сделал достоянием гласности свою позицию, заявив, что он принадлежит к тем немногим новоорлеанским богачам, которые предпочитают не иметь дел с «пиратом Лафиттом».

Возмущение Лафитта не знало предела. Он не был пиратом и никогда не имел таковых намерений. Припомнилось время, когда они с братом Пьером, несколькими годами старше его, оставили службу у Наполеона и через Индию добрались, до Нового Орлеана. Они прибыли сюда в год продажи Луизианы [9], после чего и последовали перемены. Очень скоро они поняли, что непостоянство поставок товаров из метрополии во время французского колониального владычества породило такое явление, как контрабанда, ставшее жизненной необходимостью.

Для него не составило большого труда освоить законы предпринимательского мира, а также сойтись с нужными ему городскими джентльменами-креолами после того, как он открыл магазин металлоизделий на Ройял-стрит. Брат Пьер до сих пор ведет там торговые дела, как бы не замечая контрабандного происхождения привозимой ему продукции.

Жан Лафитт вскоре преуспел: в дополнение к магазину металлоизделий он открыл еще один роскошный магазин модных товаров и наслаждался жизнью в собственном доме на Бурбон-стрит. Появилось много друзей, его стали принимать на ежевечерних собраниях торговцев и землевладельцев в кофейнях и питейных заведениях Нового Орлеана.

Неожиданно дела пошли на спад, и он стал задумываться над тем, что предпринять для нового броска вперед. Именно в этот момент Лафитт заинтересовался деятельностью пиратов и каперов, с которыми и ранее вступал во взаимовыгодные отношения. Когда вышел закон, запрещавший ввоз рабов в Соединенные Штаты, к контрабандной деятельности на Гранде-Терре прибавились новые возможности получения астрономических прибылей, из-за чего беспорядки на острове усилились до состояния открытой войны. Он прекрасно осознавал, что нужна твердая рука, способная предотвратить полное уничтожение торгового государства в заливе Баратария. Он понял, что пришло его время.

Аристократическое лицо Лафитта излучало благополучие, но пиратом он не был. Пираты нападали на любые суда в море, не заботясь о том, какую страну они представляют. Лафитт поставил дело на законную основу. Взяв на себя контроль над Гранде-Терре, он настоял на том, чтобы во время .войны с Испанией капитаны, находившиеся под его командой, получали юридически оформленное каперское свидетельство в Картахене и придерживались подписанного ими документа, грабя только испанские суда.

Испания… инквизиция… В Лафитте медленно закипала ненависть. Он всю жизнь воевал с Испанией и знал, что так будет всегда.

Да, пиратом он не был, но мотивы Пуантро были очевидны для него с самого начала. Губернатор Клейборн высоко оценил финансовую жертву господина Пуантро, отказавшегося от сотрудничества с Лафиттом. Губернатор всячески подчеркивал расположение к своему доброму другу и советнику в течение многих лет, что способствовало росту его престижа, а это для Пуантро было, очевидно, важнее доходов, которые он получил бы, сотрудничая с человеком, обладавшим столь сомнительной репутацией.

Пуантро заботился о престиже, пренебрегая прибылями? Это не похоже на него. Лафитт задумался.

Non, он не доверял Пуантро.

Сведения, которые он получал о ночных похождениях Пуантро в злачных местах Нового Орлеана, содержа при этом на Дофин-стрит очень красивую любовницу, давали основание доверять этому господину еще меньше.

Лафитт пытался угадать содержание письма Пуантро, доставленного к нему в дом нервным посыльным.

Этот человек успел сообщить о том, что весь Новый Орлеан только и говорит о похищении из монастыря дочери Пуантро. Невинная и очень миленькая дочь Пуантро… Хм-м-м…

Совершенно уверенный, что посыльный Пуантро внимательно за ним наблюдает, Лафитт открыл послание и стал читать:

Господин Лафитт!

Я прошу разрешения посетить Вас на Гранде-Терре по чрезвычайно срочному делу.

Я понимаю, что именно губернатор Клейборн является главным препятствием на пути признания законности Вашей деятельности в Новом Орлеане. Я признаю, что мое длительное и тесное сотрудничество с губернатором поставило нас по разные стороны баррикад. Однако я полагаю, что пришло время забыть прошлое, и выражаю уверенность, что наша встреча окажется взаимовыгодной и весьма продуктивной.

Условие полной конфиденциальности данной аудиенции является необходимым. Немедленный ответ жизненно важен. Мой человек получил соответствующую инструкцию и немедленно передаст Ваше послание мне.

Жду ответа с большим нетерпением.

Искренне Ваш, Жерар Луи Пуантро.

Хм-м-м…

Неожиданно Лафитт взглянул на посыльного Пуантро и увидел, что тот весь покрылся испариной, хотя погода для этого времени года была довольно прохладной. Он резко спросил:

— Какие инструкции дал тебе твой хозяин относительно моего ответа?

— Господин Пуантро приказал мне немедленно возвращаться с ним в Новый Орлеан.

— А что он сказал еще?

— Он сказал… — парень глубоко вздохнул, — что задержка может стоить мне жизни.

Так… Пуантро был в отчаянии. Совершенно очевидно, что слухи относительно пропажи его дочери соответствовали действительности. Брови Лафитта поднялись, пока он размышлял над этим. Разумеется, Пуантро едва ли подозревает его в похищении дочери. Любому очевидно, что Лафитту нет нужды осложнять свои и без того напряженные отношения с властями. Нет, Пуантро остро нуждался в его помощи.

Приняв моментальное решение, Лафитт сел за письменный стол. Он быстро набросал ответ на небольшом листке бумаги, положил записку в конверт и повернулся к ожидавшему посыльному:

— Отнеси это своему хозяину.

Разом оживший посыльный в момент испарился.

Габриэль с отвращением отодвинула поднос, который ей принесли несколько минут назад. Ее тошнило от одного вида этой еды. Кусок копчености, такой же, как и днем, дополнялся вареными бобами и тоненьким кусочком черствого хлеба. В монастыре никто никогда бы не решился предложить ей такой ужин. Увы, здесь не монастырь, и выбор прост: либо есть это, либо голодать. Габриэль предпочла бы остаться голодной, но после нескольких дней вынужденного поста аппетит ее так разыгрался, что она не могла его унять.

Девушка посмотрела в иллюминатор. Уже темнело, а проклятый Рапас все не появляется! Она запнулась на этой мысли. Конечно, он уже вернулся на корабль. Она слышала его голос. Этот низкий рокочущий командный тон невозможно было спутать с каким-либо другим. Она прислушивалась к его басу, который раздавался то на палубе над ней, то в коридоре, или во время оживленного разговора, когда он проходил мимо ее каюты. Габриэль, затаив дыхание, ждала его каждую минуту, но слышала только удаляющиеся шаги… И снова ждала…