Наталья Новгородская - Кольцо

Шурочка наконец-то смогла отойти от своих знакомых, и, выйдя за ограду церкви, быстро пошла по направлению к дому. Там её ждала бабушка, которая очень не любила, когда внучка опаздывала, и в таких случаях отчитывала её, и весь день потом Шурочка пыталась умаслить свою ближайшую родственницу. Авдотья Семёновна Филиппова во всём требовала порядка, гоняла единственную горничную, и та, сбившись с ног, то и дело поправляла слетевшую накидку на диване или чистила подсвечники от воска, или, что ещё хуже – мела прихожую всякий раз после ухода визитёра. И хоть дом содержался в чистоте, Стешка без устали мыла полы и вытряхивала половики.

Шурочке исполнилось двадцать лет, но она по-прежнему находилась под крылом своей бабушки, заботилась и ухаживала за ней, в ответ же только получая указания экономить свечи и не читать до ночи. После кончины отца девочке с матерью пришлось оставить наёмную квартиру и переехать к бабушке, которая, хоть и привечала своих родственниц, но транжирить деньги им не разрешала и ежемесячно выдавала установленную сумму на каждую. Матушка, чтобы скрыться от внимания своей свекрови, стала на продажу ткать половики на чердаке, и тем самым смогла хоть немного почувствовать себя независимой. Шурочка научилась у матери этому ремеслу и даже печь пироги с яблоками, но бабушка после кончины невестки, закрыла чердак и не позволяла внучке даже думать о заработке. Ей нужна была компаньонка, а не самостоятельная девица при своих деньгах.

Девушка быстро шагала по дороге; на перекрёстке ей пришлось пропустить экипаж, она оглянулась по сторонам и двинулась дальше. Городок Н. можно было весь обойти пешком за день, если у кого-то появятся силы и желание это сделать. В нём не имелось каких-то особенных, знаковых достопримечательностей: только старинная церковь, путевой дворец да полуразрушенная крепость, вот и всё, что составляло ценность этого посредственного городка.

Шурочке осталось пересечь только один квартал, и она скоро достигнет своего дома; девушка прибавила шаг, как вдруг из раскрытой калитки на неё выскочил огромный лохматый пёс. Он громко залаял, и она, взвизгнув, остановилась в нерешительности. Этот пёс принадлежал старому губернскому казначею и всегда позволял себе лаять из-за ограды на Шурочку, но та никогда его не боялась и невозмутимо проходила мимо, теперь же кто-то забыл закрыть калитку, и громадина вырвалась на свободу. Девушка хотела двинуться вперёд, но пёс оскалился и так громко гавкнул, что у Шурочки задрожали руки, и она даже прикрыла глаза от страха.

– А, ну, пошёл вон! Ну, тебя! – послышался мужской голос, и Шурочка приоткрыла один глаз. Напротив стоял молодой человек и тростью пытался отогнать от неё собаку. Он был хорошо одет, выглядел респектабельно, и так рьяно сражался со злобной животиной, что это не могло не взволновать девушку. Она тут же открыла второй глаз, и уже во всех подробностях смогла рассмотреть мужчину. Довольно приятное лицо, добротный плащ на плечах, а на ногах – начищенные до блеска чёрные высокие сапоги. Он пытался вырвать из оскаленной пасти свою трость и тянул её изо всех сил; Шурочка не смогла остаться в стороне, и, встав рядом с ним, взялась за трость. Через минуту трость была освобождена, а пёс, получив ею по хребтине, скрылся за оградой, злобно порыкивая. Шурочка была польщена и обрадована, она раскраснелась, надеясь на новое знакомство, и робко поблагодарила своего спасителя. Тот недовольно осмотрел свою погрызенную трость, затем приподнял шляпу, что позволило девушке увидеть его голубые глаза, и, улыбнувшись, двинулся по тротуару.

Шурочка осталась в немой растерянности. Незнакомец не пожелал ей представиться, а она понятия не имела, кто он такой, хотя многих в городке знала. Он явно был приезжим, его плащ сшит из дорогой ткани, а шляпа самого модного фасона. Девушка вздохнула и направилась к дому, но мысли о незнакомце не отпускали её, и она шла, даже не думая, куда ступает, и только то, что она прекрасно знала город, помогло ей не сбиться с дороги. “Он такой смелый, такой приятный, так почему же отказался представиться? Или там, откуда он приехал, нельзя представляться незнакомым барышням на улице? Но где найти того, кто мог бы нас представить друг другу?… Ах, ты, глупая! Да, может, ты не слишком хороша для него, или он уже просватан!”

Вскоре дом показался из-за поворота: двухэтажный с небольшим садом, когда-то он был одним из самых презентабельных на этой улице. Теперь же побелка облупилась, деревянное крыльцо требовало ремонта, сад не обрабатывался, фруктовые деревья засохли, а деревянная беседка представляла собой жалкое зрелище. Четыре окна на фасаде были наполовину закрыты сухими ветками деревьев, и даже в самый солнечный летний день в комнатах на первом этаже была полутень. Небольшая гостиная, вечно закрытый кабинет покойного хозяина, тёмная столовая, примыкавшая к крохотной кухне – составляли ансамбль первого этажа, на втором этаже им со скрипом подыгрывали четыре спальни (две из которых нежилые) и малюсенькая комнатка Стешки. Только у себя в спальне Шурочка могла полюбоваться небом и открытым солнечным светом, до её окна иссохшие ветки не доставали совсем чуть-чуть. Она не помнила, чтобы эти деревья плодоносили, видно, они засохли ещё в первые годы после посадки.

Когда Шурочка заикнулась о том, что засохшие ветки яблонь и вишен неплохо бы обрезать, чтобы в окна первого этажа поступало больше света, то услышала такую тираду от бабушки, что больше не имела желания говорить на эту тему.

– Да эти деревья ещё твой дед посадил, когда мы только переехали сюда! Обрезать ветки – всё равно, что избавиться от памяти о Степане Василиче!

“А беседка – память о часах, проведённых за воскресным чаем…”, – с тоской думала девушка, смотря в окно на покосившееся строение.

Шурочка, подойдя к калитке, с тоской оглядела печальное зрелище – неужели после кончины бабушки ей придётся одной жить в этом доме и поддерживать старый порядок? Но некогда рассуждать, нужно спешить к обеду, и она отворила деревянную калитку, взнеслась по крыльцу и влетела в прихожую, надеясь, что не опоздала к столу. Из гостиной слышался визгливый, восторженный голос соседки Филипповых, Евдокии Дуниной. Шурочка взглянула на часы – она опоздала на двадцать минут! “Почему я такая растяпа?”, – подумала она, и, опустив плечи с досады, направилась в гостиную.

В полутёмной комнате в цветастом кресле сидела Авдотья Семёновна, поглаживая кошку Дуську, спящую у неё на коленях, а напротив неё сидела Дунина в таком же кресле, на голове её был надет легкомысленный чепец, с немыслимым количеством оборок. Её ноги не дотягивались до пола, и когда она говорила слишком торопливо, то они взмывали вверх, а её тело падало в глубину кресла.