Лариса Шкатула - Жизнь под маской

– Могу тебе открыться, – Григорий затянулся, и самокрутка красным глазом мигнула в темноте, – для меня было не так важно наблюдателя оставить, как сестре защиту и заботу обеспечить. Какая очередная случайность закроет наш пограничный коридор? Какому недоноску наши физиономии покажутся подозрительными? Как разобраться в том, что сейчас происходит, какие случайности можно предусмотреть?

– Ну-ну, барон, вы повторяетесь! Это всё и так ясно.

– Тебе ясно, а мне впервые страшно. Что бы ни случилось в России, здесь моя родина! Я не хочу – да и не смогу! – жить в Италии или во Франции… Говорят, так болезненно и неистово сыновья любят своих матерей-проституток…

– Ты, Грицко, у нас всегда был фантазером. И меня втянул: счастье людей всего мира, единый бог для всех… Достижима ли наша цель?

– Андрюха, ты меня не дразни, я человек преданный, а вот сомневающийся для вольных каменщиков – точно паршивая овца в стаде!

– Успокойся, мне всё равно отступать некуда. И если я изредка ещё мыслю вслух, то только при тебе, а ты у нас – парень-кремень!

Они ещё некоторое время постояли, глядя на чистое, усыпанное звездами небо – здесь, в предгорье, звезды казались особенно крупными, – и Григорий уже хотел открыть дверь, но всё же заглянул, по привычке осторожничать, в незакрытое занавеской окно.

– Чёрт!

– Что случилось?

– Да они же целуются!

Андрей расхохотался так громко, что взлаял дремавший у крыльца дворовый пес Трезор, а Ян и Олеся отпрянули друг от друга. Когда же Григорий с другом вошли в хату, молодые люди как ни в чем не бывало сидели за столом, так что старшим пришлось делать вид, что они ни о чем не подозревают…

– Я так думаю, Олеся, – Григорий подчеркнуто безразлично взглянул на Яна, – он нам не подходит.

И злорадно отметил, как напрягся Ян и блеснули слезой глаза Олеси, но тут же устыдился своего порыва: родная сестра!

– Ты со мной не согласна?

– Знаешь, Грицко… Мы с Яном решили… Он женится на мне и будет наблюдателем.

– Подумай, Лесинька, я решил отступиться: не слишком ли большую жертву я от тебя требую – выходить замуж за незнакомого человека?!

– Как это – незнакомого? – разволновалась Олеся: она не подумала, что брат её просто испытывает. – Я уже о нем почти все знаю. Правда, Янек? У него недавно мама умерла, он один на всём свете…

– А если он пьёт? Или бить тебя станет?

Григорий уже откровенно посмеивался, и Олеся наконец это поняла. Она вдруг выпрямилась во весь рост и сухо сказала:

– Григорий! Я всегда тебе подчинялась и во всём тебя слушала. Ты меня воспитал, в то время как родная мать передавала приветы из Италии, но я не думала, что ты злой и жестокий человек! Оказывается, ты меня не любил, а просто выращивал для… своего наблюдения!

В голосе девушки зазвенели слезы.

– Будет, будет, Олеся. – Григорий даже испугался прозвучавшего в её голосе отчаяния, – прости меня, дурака этакого! А ты, Ян, смотри, ежели что…

– Ещё лучше, – вздохнула Олеся, чувствуя, что всё решилось в их с Яном пользу, – теперь на Яна навалился? В общем, Грицко, перестань разговаривать с нами как с маленькими!

Она ласково посмотрела на жениха.

– Я не успела. Янек, тебе все объяснить – почему такая спешка с моим замужеством: завтра в Италию пароход идет с грузом. Брат с дядей Андрюхой на него матросами устроились. Заплатили, конечно, капитану – какие из них матросы?

– Олеся! – грозно прикрикнул Андрей.

– Да ладно, дядя Андрей, зачем нам от Янека секреты иметь, ему о них и рассказывать-то некому! Поездка им предстоит опасная, обратно морем вернуться не смогут, придется по суше добираться… Вот и боязно им меня одну оставлять надолго…

– Все я понял, дядько Григорий, можете мне свои кулаки больше не показывать, я так Олесю не обижу. Зачем вы только про какой-то туберкулёз говорили?

– По нашим деревенским понятиям, – пояснил Андрей, – ты маленько… худой, как бы болезненный, а в Новороссийске у нас врач знакомый есть. Напишет справку, что у тебя туберкулёз – с такой болезнью в армию не берут. А то, не дай бог, в хутор кого нелегкая принесет, начнут тебя в свое воинство мобилизовывать, справка для такого дела и сгодится… Времени у нас и вправду мало. А мне надо ещё тебе всё объяснить, как да что мы на хуторе устроили, где тайники для оружия – на крайний случай тут можно серьезную оборону держать! Завтра Григорий поедет насчёт свадьбы со священником договариваться, а я тебя должен успеть шифру научить – как послания в Италию составлять. Если с нами что-то случится, наше дело не должно заглохнуть. А сейчас нам лучше начать укладываться. Олеся права, ночь на дворе!

Ян слушал Андрея вполуха, потому что думал об Олесе. Вспоминал только что случившийся поцелуй – это ему вдруг захотелось её поцеловать, и он не задумался, как бывало прежде, хочет ли этого она? Но даже небогатого опыта общения с девушками хватило Яну на то, чтобы понять: целоваться она не умеет! Вообще! Она с изумлением смотрела на Яна, приближавшего к ней свое лицо – что ему надо?

Он понимал, что хутор находится в стороне от других селений, но ведь друзья обосновались здесь недавно? Где же они жили прежде, что девчонка не знает того, в чём давно разобрались её сельские сверстницы, не говоря уже о городских?

В прикарпатском хуторе, где прежде жил Ян, было всего двадцать дворов, но молодых хлопцев и девчат достаточно, чтобы они могли встречаться на посиделках в субботу и по праздникам, прогуливаться под гармошку… А уж пообниматься да поцеловаться – сам бог велел! Ян с матерью жил уединенно, и со сверстниками ему удавалось видеться редко, но ведь Олеся – девушка грамотная, не такая темная, как он сам! Случалось так, что прежде девушки учили его премудростям любви, и в глубине души Ян считал, что знает пока недостаточно, чтобы обучать самому. И потому, вместо радости от предстоящей брачной ночи, он побаивался только, что не вполне к этому готов…

Олеся же, занимаясь привычными домашними делами, существовала как бы отдельно от своей оболочки, потому что вся была во власти нарождающегося чувства. Ей всё время хотелось трогать губы, которые поцеловал Ян, – они горели и дрожали при одном только воспоминании о поцелуе. Вот, оказывается, как любят друг друга мужчины и женщины! Ей хотелось побыстрее загасить свет и лечь в постель, чтобы остаться наедине со своим счастьем. Ей почему-то не приходило в голову, что уже завтра она сможет остаться наедине с Яном!

Наутро Олеся поднялась с петухами. Она долго не могла уснуть, всё ворочалась с боку на бок, вспоминая события минувшего вечера. И она ещё предсказывала своему брату Григорию его привычную бессонницу! Дядька Андрей правильно сказал: лечь нужно пораньше, но её неугомонный братец всё рассказывал Яну о том, какая она, Олеся, необыкновенная девушка, как она ездила с ними по всему свету и некогда ей было дружить с подругами или встречаться с парнями…