Айлин Вульф - Лорд и леди Шервуда. Том 1

Она деликатно собиралась оставить Робина одного, помня неловкость, которая возникла между ними во время его пребывания во Фледстане, когда он резко, почти оскорбительно отказался от ее помощи. Но в этот раз Робина лишь позабавила ее деликатность, которую он тут же пресек, ловко поймав Марианну за руку и притянув к краю ванны.

– Куда ты собралась? А как же обычаи гостеприимства? Изволь помочь мне вымыться! – посмеиваясь, потребовал он.

Ее помощь началась с того, что Робин затащил Марианну в ванну, едва она опустилась возле нее на колени и взяла в руки мыло. С возмущенным визгом она с головой окунулась в воду, а он немедленно выхватил ее, вынул заколки из кос и несколькими ловкими движениями освободил Марианну от промокшего и облепившего ее платья.

– Подожди! – воскликнула Марианна, пытаясь увернуться от его рук. – А как же правила?

– Какие? – спросил Робин, пресекая все ее попытки увильнуть к противоположному краю ванны.

– Те, согласно которым муж должен посещать жену в спальне в полной темноте, а жене полагается принимать мужа с приличествующей неподвижностью и безучастием, пока он не получит то, за чем пришел? Разве не таким образом церковь предписывает исполнять супружеские обязанности?

Робин выслушал ее так, словно вопрос Марианны явился для него полным откровением, а потом долго хохотал.

– Выброси из головы эту чушь! – отсмеявшись, потребовал он и, обхватив ладонями ее стан, приподнял над собой. – Те, кто рассказывал тебе о подобном исполнении супружеских обязанностей, – глубоко несчастные люди.

Блестящие капельки воды скатывались по ее смуглому телу. Смеясь в ответ, она пыталась ухватиться за его мокрые гладкие плечи, опасаясь, что он уронит ее или она сама случайно выскользнет из его рук. И вновь она увидела, как улыбка еще дрожала в уголках его рта, а в его глазах уже сгущалась темная пелена желания. Подобный взгляд всегда проводил между ними резкую грань, и за этой гранью в Робине оставался только мужчина, а в Марианне – женщина, которую он желал.

– Я буду любить тебя так, как хочу, и мне все равно, что церковь меня не одобрила бы. Она и так от меня не в восторге, – хрипло пробормотал он, собирая губами на ее животе и груди капельки воды и медленно опуская ее на себя. – Ты, кажется, собиралась помочь мне вымыться? Почему же медлишь?

– Мыть тебя, в то время как ты… – она не сдержала прерывистого вздоха.

– А ты попытайся! Просто не обращай внимания! – шепнул он.

Она терла намыленной губкой его плечи и грудь и всеми силами старалась не отвлекаться, но губка почти выпадала из ее пальцев, стоило ей взглянуть на отрешенное лицо Робина. Он же следил за Марианной из-под ресниц и испытывал непередаваемое словами удовольствие наблюдать борьбу между чинностью, которую Марианна пыталась соблюсти, и чувственностью, которую он в ней настойчиво пробуждал.

Пребывая в этой борьбе, Марианна смыла с плеч Робина душистую мыльную пену и пыталась сообразить, как ей добраться до его спины. Так и не придумав другого способа, она обескураженно попросила Робина отпустить ее и повернуться спиной. В ответ по его губам пробежала улыбка, и он, не открывая глаз, обнял Марианну, прижал грудью к своей груди и положил ее руки себе на плечи. Угадав его безмолвную подсказку, Марианна ответно обняла Робина и принялась тереть губкой его спину. Это было не так просто – держать губку, оставаясь в объятиях Робина, слыша его учащающееся дыхание. Губка все же выскользнула из ее ослабевшей руки, когда над ухом Марианны раздался тихий возглас Робина, и его руки с силой сдавили ее стан, а лоб прижался к ее плечу.

– Девочка моя! – прошептал он, вскинув слипшиеся от воды ресницы, и посмотрел на Марианну взглядом, в котором были и благодарность, и понимание собственной власти над возлюбленной.

– Помнишь, я предложила тебе помочь в купании, а ты выставил меня вон? – спросила Марианна, когда они уже выбрались из ванны и одевались.

Услышав ее вопрос, Робин весело хмыкнул и посмотрел на Марианну, ожидая продолжения. Она потупила глаза, старательно разглаживая на себе платье, за которым ей пришлось сбегать в гардеробную.

– Ты, наверное, думал о том, что я могла бы помогать тебе так, как сегодня?

– Именно! – рассмеялся Робин и заключил Марианну в объятия. – Я боялся, что если ты не уйдешь, мне не удастся предотвратить такую помощь, поскольку не был уверен ни в своих силах, ни в твоем сопротивлении!

Они вышли к ужину, когда Клэренс устала их ждать и, пригорюнившись, сидела за столом, на котором стояли блюда с остывшей едой и кубки с вином, утратившим прохладу. Но они пришли такие счастливые, не сводящие друг с друга влюбленных глаз, что она тут же позабыла об упреках.

Они долго втроем сидели за столом. За ужином разговор вели Робин и Клэренс, а Марианна молчала, незаметно разглядывая Робина из-под ресниц так, чтобы не тревожить его пристальным взглядом.

Пусть о нем говорят все что угодно! Пусть он сам не спешил рассказать о себе, но от взгляда Марианны не ускользнули его естественность и непринужденность среди богатого убранства ее комнат. Эта гордая посадка головы, манера держаться очень прямо, не сутуля плечи подобно простолюдинам… И белоснежные кружева рубашки изящно оттеняли его красивые смуглые руки – руки воина, а не землепашца.

Впрочем, Марианну перестала волновать мысль о его, возможно, очень высоком происхождении. Она давно поняла: он хотел, чтобы она принимала его таким, каким он был сейчас, не придумывая для него высоких титулов, не увенчивая его призрачными коронами. И она любила его именно так. Он обещал, что со временем все ей расскажет, потому она больше не задавала ему вопросов, не расспрашивала о нем Клэренс, не подступалась с расспросами к отцу.

Не прерывая разговора с сестрой, Робин то и дело бросал из-под ресниц быстрые взгляды в сторону Марианны, обволакивая этими взглядами всю ее, от макушки до пальцев ног. От горячей чувственности, таившейся в его глазах, в ее крови разливался жар, и сердце стремительно ускоряло биение. Встречаясь с ней глазами, он отвечал мгновенной улыбкой и тут же вновь становился серьезным, обращаясь к сестре. О, слишком хорошо он понимал, какую бурю чувств вызывает своими взглядами в груди возлюбленной! Наконец, потеряв терпение, он пожелал Клэренс спокойной ночи, и она – преданная брату и подруге – беспрекословно ушла, оставив их вдвоем.

Едва за Клэренс закрылась дверь, Робин подхватил Марианну на руки и, осыпая страстными поцелуями, отнес на кровать. Он занимался с ней любовью всю ночь, не в силах насладиться ее теплым, гибким, тонким телом так, чтобы достичь, наконец, полного пресыщения. Не размыкая объятий, они проваливались в сон, потом снова просыпались, сливаясь друг с другом.