Мария Берестова - Любовь не с первого взгляда

– Вы меня смущаете, – повторила королева, забирая, наконец, свою перчатку и пряча в неё руку. – Но мне почему-то по душе ваши выходки.

Канлар улыбнулся и повёл её гулять дальше.

Спустя несколько минут Кая решилась на новые откровения:

– Я выбрала вас, – спокойным и твёрдым голосом поведала она, – потому что моей стране нужный сильный консорт, а если говорить о моих личных желаниях – то я хочу видеть своим мужем умного человека. Обрести в вашем лице верного союзника для меня важнее сердечной склонности, хотя, должна признать, мне льстит ваше внимание, дорогой жених. Постойте! – оборвала она его попытку заверить её в своей верности. – Я хочу сделать одно признание, – решилась она. – Более всего в браке меня страшит необходимость соображаться с решениями мужа – необходимость считаться с чужой волей, которая может ограничивать мою или вовсе противостоять ей. В страшных мыслях брак видится мне вечной войной, противостоянием моей воли и воли мужчины. Возможно, учитывая это обстоятельство, мне стоило выбрать в мужья мужчину слабохарактерного и слабого, который не доставил бы мне хлопот. Это было большим искушением для меня, но я выбрала вас, рассчитывая этим выбором усилить трон и обеспечить наследников положительным примером сильного отца. Этот путь тяжелее, и оттого я нервничаю.

Откровенность такого рода далась ей нелегко; она не привыкла делиться столь сокровенными мыслями, не говоря уж о том, что ей боязно было давать ему в руки оружие против неё – знание о её страхах. Однако она решилась на этот шаг, зная, что именно такие моменты искренности и помогают зародить крепкие близкие отношения.

Ей нужен был муж, а не консорт-марионетка или соперник за власть. А с равным нужно и вести себя на равных, этот урок она усвоила ещё в детстве.

С минуту Канлар молчал, обдумывая услышанное:

– Благодарю, – наконец сказал он. – за такую откровенность следует платить такой же откровенностью. Позвольте и мне сделать признание, – с некоторым внутренним трудом решился он. – Меня страшит та роль, которую вы мне подготовили – я не был рождён править, и не уверен, что буду хорош на том месте, которое вы мне определили. Но в наибольшей степени меня тревожит то, что я женюсь на женщине, которая является моей королевой – а брак, совершенно точно, не является тем полем, где я согласен был бы ходить в подчинённых. Вы говорите, что опасаетесь, будто ваша воля и моя будут находиться в состоянии войны; я же опасаюсь, что ваша воля будет подавлять мою, а я не буду сметь отстаивать себя, поскольку являюсь вашим подчинённым.

Прямо скажем, Канлару его признание далось даже труднее, чем королеве – её откровенность.

Влюблённые при вступлении в брак обмениваются любовными клятвами; эти двое, вступающие в политический брак, обменялись своими тайными страхами, и, возможно, такой обмен был посильнее иных любовных клятв.

– По всему выходит, – после долгого молчания заметила королева, – что наши страхи так неудачно сочетаются друг с другом, что делают нас противниками. Мне потребно не находить препятствий моей воле, вам – не становиться в подчинение ей. Победа одного неизбежно станет поражением другого.

Канлар молчал долго, после отметил:

– Это самая сложная дипломатические задачка из тех, с какими я сталкивался.

Что-то в его тоне заставило королеву улыбнуться:

– Но вы берётесь её решить? – с некоторым даже задором уточнила она.

– Разумеется, – отмёл всякие сомнения он.

– Полностью полагаюсь на ваши дипломатические таланты! – улыбнулась она ему более чем очаровательно.

Дальнейшая прогулка прошла под аккомпанемент птичьего пения, и почему-то каждый из них, прощаясь, чувствовал себя гораздо спокойнее, чем этим же утром.

Вечер прошёл для королевы в попытках разместить предметы из комнаты для занятий по другим помещениям. Если от некоторых, вроде клавикордов, она с облегчением избавилась вовсе, то с другими случались затруднения. Впрочем, после того, как слуги уместили книги и карты в кабинете, а всё необходимое для рукоделия перенесли в гостиную, Кае оставалось определиться только с мольбертом.

Его, конечно, тоже можно было поставить в гостиную, благо, место для этого оставалось, но было одно существенное препятствие.

Дело в том, что Кая была очень слаба в живописи, но при этом очень любила рисовать. Нет, ей, конечно, ставили руку ещё в детстве, и она могла по возможности ровно срисовать акварели маститых художников, но как раз срисовки её не интересовали вовсе. Кая любила придумывать что-то своё, но, поскольку времени для вдумчивых занятий у неё не было, результаты её экспромтов выглядели крайне плачевно.

Несложно догадаться, что своих готовых работ она никому не показывала, да, в целом, никто и не знал, что она этим балуется.

Как ни крути, но ей было бы в высшей степени неприятно, если бы её опыты попадали на глаза Канлару – а значит, оставался только один вариант.

Вздохнув, королева приказал перенести мольберт со всеми его атрибутами в спальню.

Смотрелся он там не очень, и для того, чтобы освободить ему место у окна, пришлось частично сдвинуть другую мебель, что нарушило общую гармонию интерьера. Грустно, но что ж поделаешь? Совершенно точно лучше, чем размещаться в гостиной!

Кае достаточно было всего на секунду представить, как она пытается спрятать свои художества от мужа, если он зайдёт в момент её занятий, чтобы понять: спальня – великолепный вариант. И неважно, что настенный подсвечник теперь висит не по центру секретера, а лишь над его левым краем. Вполне себе элегантная асимметрия. Свежий взгляд на дизайн.

Вздохнув и попытавшись выкинуть из головы расчёты благотворительной помощи, которую необходимо в ближайшее время послать в пострадавшие от наводнений северные области, Кая села испытать новое место для рисования – удобно ли ложится свет, ничто ли не мешает процессу.

Смешивание красок и спокойное созерцание сделанных мазков неизменно её успокаивало, позволяя распутать сложные мысли.

В первую очередь она поразмышляла о связях своего кузена с махийскими церковниками. Это дело казалось ей достаточно прозрачными: троюродные родственники недовольны тем, что она избрала своим мужем не князя, и теперь оказывают поддержку одной из столичных сект, чтобы пошатнуть её положение и авторитет. Лишний раз напомнить народу, что двор королевы живёт богато, – беспроигрышный вариант.

Но причём тут махийцы? Их-то каким боком занесло в эту историю?

Щедро нанеся на холст тёмно-синей краски, Кая принялась с остервенением её размазывать.

Нет, позиция махийцев тоже прозрачна. Отвлечь князя на столичные дела – хороший способ сместить его внимание с границы. Если же удалось бы, скажем, женить его на Кае или же свергнуть Каю и возвести на трон его, – он точно уже не сможет заниматься охраной перевала. На кого тогда ляжет эта почётная обязанность? Очевидно, на кого-то из родственников той ветви – дядю князя, или мужа его младшей сестры… Скорее на дядю, тот сделал неплохую военную карьеру. Выгодно ли махийцам сменить князя на его дядю? Очевидно, да: милейший братец днюет и ночует на перевале, весь погружённый в свои военные изыскания. Дядя-то постарше, пыла у него поменьше, так усердствовать не станет, да и здоровье уже не то, и юного азарта нет.