Ванда Лаванда - В СССР геев не было!

После сонного апатичного состояния пришло состояние безотчетной ярости. Злости на всех. Весь мир был виноват в смерти Анны. А больше всех, по мнению Ярослава, был виноват он сам. Он часто кричал и ругался, порой не на что-то или кого-то, а в пустоту. Любимой фразой тех дней у него была: «Вы не понимаете, что я чувствую».

Тот период стараются не вспоминать ни дети Ярослава, ни Михаил. Потому что теперь Гайдуку приходилось уже не помогать своим крестникам справляться с горечью утраты, а защищать их от отца, который то и дело придумывал новые обвинения себе и им, и стремился ими поделиться. Тогда же Михаил отключил домашний телефон и отобрал у Ярослава его сотовый, чтобы он не звонил детям и не тревожил их выдуманными проблемами и не грузил беспричинным чувством вины.

Таким образом единственными объектами для вымещения злости у Ярослава остались старухи у подъезда и сам Михаил. Конечно, больше доставалось Михаилу, так как на улицу Слава выходил редко. Но даже за те несколько встреч он смог настроить против себя почти все подъездное собрание тех, кому за шестьдесят… При этом почти ни слова им не сказал, справился только своим фирменным прожигающим взглядом исподлобья.

А вот Михаилу досталось очень много слов. Обвинений. Претензий. Упреков. Нападок. Придирок… Правда в ответ Ярослав ничего не слышал, только видел сочувствие и боль в глазах Михаила.

И вот, спустя два месяца терпение лопнуло. У обоих. Все началось с безобидной на первый взгляд фразы Ярослава:

– Я возвращаюсь домой.

– Ты вроде не уходил, – непонимающе откликнулся Михаил, не отвлекаясь от мытья посуды.

– Ты не понял. Как всегда, – Ярослав недовольно хмыкнул. – Я возвращаюсь к себе домой, а ты тут и живи в своем гордом великолепном одиночестве. Я больше не намерен тебя развлекать!

После короткой паузы, которая понадобилась Михаилу, чтобы понять услышанное, он стиснул губку для мытья посуды так, что за образовавшейся пеной не стало видно его ладоней.

– То есть ты считаешь. Что Женя привез тебя ко мне. Чтобы мне. Не было. Скучно? – медленно, делая остановку почти через каждое слово, спросил Михаил.

– Ну, у меня нет другого объяснения. Вы же ничего не потрудились мне рассказать. Просто собрали вещи и перевезли, как какого-то безмозглого питомца. Вот я и предположил, что тебе просто стало скучно в твоей крепости одиночества, – Ярослав усмехнулся. – Мне точно компания не была нужна!

– Тебе-то? – наконец, Михаил обернулся и посмотрел на Славу, зло прищурившись. – Конечно, тебе не нужна была компания, чтобы наложить на себя руки. Ты без моей помощи не ел и не спал. Или память отшибло за пару недель? Старческий склероз?!

– Нет, это у тебя старческий маразм. Ты просто не понимаешь, что я чувствую!

Ярослав резко развернулся и пошел прочь из кухни: нужно было собрать свои вещи для обратного переезда домой. Но Михаил поймал его за руку, не давая сбежать от разговора, даже не озаботившись выключением воды.

– По-твоему, все вокруг бесчувственные чурбаны, и один ты такой ранимый? – грубо спросил Михаил, с каждым словом сильнее сжимая руку Ярослава. – Ты думаешь, ты не причиняешь боли своим детям? Или мне, своему другу?

– Другу? То есть мы с тобой теперь просто друзья?! – голос Ярослава сорвался на крик, и он резко дернул руку, вырывая ее из хватки Михаила, да так, что со всей силы приложился тыльной стороной ладони о дверной косяк.

Повисла тяжелая тишина, нарушаемая только шумом льющейся воды из крана. Ярослав прижал ушибленную руку к груди, а Михаил застыл все в той же позе, не зная, что ему сказать.

Вот уже почти сорок лет он считал себя другом Ярослава, точнее, они об этом даже договорились, разве что письменное соглашение не составляли. Ну так они и не юристы… И все эти годы Михаил очень старался соответствовать «должности»: он был крестным отцом всем троим его детям, проводил время с ним за игрой в шахматы или карты, помогал с переездами и даже общался с его женой. В конце концов, именно Михаил занимался большей частью похорон Анны!

Лицо Михаила медленно бледнело, пока не приобрело сероватый оттенок. На секунду Ярославу даже показалось, что тот упадет в обморок. Но, спустя несколько мгновений, он прикусил губу, переступил с ноги на ногу, даже слегка пожал плечами, будто вернулся в свое тело после долгого отсутствия, и теперь заново к нему привыкал.

– Что ты имеешь в виду? Мы больше не друзья? – хриплым шепотом спросил Михаил, возвращаясь к раковине и выключая воду. Смотреть сейчас в глаза Славы он не мог.

Ярослав шагнул к обеденному столу и оперся на столешницу. Он вдруг резко устал от этого разговора и не был готов отвечать на вопросы, которые задал Михаил. Он вообще планировал никогда не обсуждать эту тему.

– Я не знаю, Миша, я не знаю кто мы друг другу… теперь, – Ярослав отодвинул стул и медленно на него опустился, после этого вздохнул, как и собеседник не торопясь поворачиваться лицом к нему. – Ты знаешь, я любил Аню.

– Конечно, знаю. Вы же прожили вместе сорок лет…

– А еще ты знаешь, что я любил тебя, – с трудом выдавил из себя Ярослав, опуская голову на руки, лежащие на столе.

– Возможно, любил. Но до встречи с ней, – едва слышно сказал Михаил, боясь спугнуть Славу, который вдруг разоткровенничался.

В их соглашении о дружбе было условие, что они не обсуждают их отношения до Анны. Не обсуждают отношения Анны и Ярослава. И тогда они продолжают общаться, потому что оба дорожат общением и обществом друг друга. А любовь? Любовь проходит.

– Все не так просто. Все не так просто! – в голосе Ярослава послышалось отчаяние, будто он в сотый раз объясняет задачу глупому ученику. – Я любил тебя до встречи с Аней. И после встречи с ней. И сейчас, наверное, люблю так же сильно, как и больше сорока лет назад.

– Но? – Михаил набрался мужества, оттолкнулся от тумбы с раковиной и подошел к стулу, на котором сидел Слава, но садиться рядом не стал.

– Но она умерла только два месяца назад, я не могу! Не могу предать ее память так, так скоро. Это не по-человечески. Это подло!

– А разве я у тебя что-то просил? – Михаил нахмурился, вспоминая свое поведение в последние дни: были ли у него поступки, которые можно было трактовать двусмысленно?

– Нет, ты не просил. Но это не значит, что ты не хотел. Или я об этом не думал или… не хотел. Ведь сейчас все изменилось, и у нас, и в мире, – наконец, Ярослав поднял голову и повернулся, глядя на Михаила снизу вверх. – Но я запутался в собственных чувствах. Единственное, в чем я сейчас уверен, это чувство вины, по отношению к Ане.

– Ты ни в чем не виноват, – сказал Михаил, хотя и знал, что такая фраза не переубедит Славу. – Ты любил свою жену, ты заботился о ней и о своей семье, ты ей не изменял. Только опираясь на эти три факта ты лучше девяноста процентов мужей в России. И ты прожил с ней жизнь, как и обещал. Только смерть разлучила вас.