Ванда Лаванда - В СССР геев не было!

Ярослав снова опустил голову. В его возрасте уже не до таких эмоциональных переживаний. Наверняка, сейчас поднимется давление, разболится голова, а весь завтрашний день он будет чувствовать себя развалиной. Какой уж тут переезд?

Рядом с ним отодвинулся второй стул, на который, наконец, сел Михаил. Он выглядел таким же уставшим и вымотанным, как Слава, а может и сильнее, все же он был на три года старше.

– Знаешь, мы все еще можем оставаться друзьями. Сорок лет дружбы не исчезают в один миг, – спокойно сказал Михаил, коснувшись кончиками пальцев руки Ярослава. – А потом мы посмотрим, что нам делать, когда ты справишься с утратой и будешь чувствовать себя лучше.

Кожа у Михаила была сухой, на кистях покрытой сеткой морщин. Слава посмотрел на его руки, а затем на свои. Эти морщины, как биография их жизни, напоминали о том, сколько всего они пережили за эти годы. Они уже не те двадцатилетние юнцы, у которых вся жизнь впереди, которые могут совершать и исправлять свои ошибки… Теперь им глубоко за шестьдесят, и теперь они могут только жить, а сомневаться или что-то исправлять уже некогда.

– Будем жить, как и жили. Я буду заботиться о тебе, о быте, – продолжал Михаил. – Самостоятельно ты будешь питаться, как современные подростки: лапшой, бутербродами и шоколадом. И носить одну и ту же одежду в любой сезон, не заботясь о ее состоянии.

Ярослав невесело усмехнулся. Он действительно никогда не относился к одежде так щепетильно, как Михаил. Чего уж там, даже Анна не была так придирчива к состоянию вещей, особенно с появлением детей.

– Мы будем общаться друг с другом, и у тебя не будет причин донимать своих детей звонками. И они будут с удовольствием приезжать к нам, общаться, рассказывать о своей жизни.

Рука Славы накрыла ладонь Михаила, и тот прекратил расписывать их прекрасную жизнь вместе.

– Хватит, я понял… Пока останусь, не хочу тревожить детей. И заставлять тебя ехать через полгорода, чтобы приготовить мне обед. Ведь ты так просто не отвяжешься, – уже с добродушной улыбкой сказал Ярослав и, со вздохом закатав рукава чистой свежей рубашки, которая была заслугой Михаила, подошел к раковине с грязной посудой. – Что ж, по крайней мере, я могу разделить с тобой часть домашних обязанностей, на которые мне не плевать.

Михаил больше ничего не сказал, он просто наблюдал за тем, как Слава моет посуду. И, хотя по его лицу было видно, что для него еще не все прояснилось, дальнейших расспросов не последовало.

После этой вспышки и откровенности все мгновенно не нормализовалось. Скорбь по жене волнами накатывала на Ярослава, и он днями не выходил не то, что из квартиры, даже из комнаты, куря в приоткрытую форточку. Но постепенно они с Михаилом приспособились жить вместе и делить домашние дела. Дети и внуки Ярослава стали приезжать уже не в родительский дом, а в сто тринадцатый, к Михаилу, так что даже бабки-сплетницы постепенно, немного вынуждено, выучили их имена.

***

Пока внуки резвились на детской площадке, а соседки судачили на дальней скамейке, Михаил позволил себе положить руку на колено Ярославу. Хотя в мире отношение к геям поменялось, откровенно выражать свои чувства они были не готовы. Мешало советское воспитание, возраст и страх того, как это воспримут дети Славы.

– Хорошо, когда есть человек, готовый тебя защитить, – вдруг сказал Ярослав, переводя взгляд от руки Миши к его глазам. – Я даже тронут твоей речью про мой вклад в воспитание детей. Всегда считал, что Аня дает им больше, а я делаю недостаточно.

– Я всегда был и буду на твоей стороне. И я бы никогда не справился с детьми, как ты. Особенно с маленькими. Так что с моей точки зрения, ты прекрасный отец и дедушка, – улыбнувшись, ответил Михаил, похлопал Славу по колену и убрал руку, так как к ним с целым арсеналом песочных вкусностей шла Даша. – И чем ты нас угостишь сегодня, дорогая?

– Суп со специями для деда Славы, – девочка протянула мисочку, в которой были песок, вода и кусочки травы. – А песочные печеньки для деда Миши, – на небольшой дощечке в ряд были вылеплены три песочных куличика в форме зайцев.

– Спасибо, Дашенька, – забирая свой суп, улыбнулся Ярослав и потрепал девочку по ярко-рыжим, почти золотым волосам. – Если хочешь, то деда Миша с тобой и Колей приготовит настоящее печенье, правда, деда Миша?

Михаилу не оставалось ничего, кроме как согласиться, продолжая изображать поедание песочных куличиков. Довольная Даша взвизгнула и побежала звать брата на кулинарный мастер-класс.

– Ты меня подставил, – беззлобно сказал Михаил.

– Это для того, чтобы доказать тебе, что с малышами не сложнее, чем со взрослыми, – усмехнулся Ярослав, наблюдая, как Даша собирает свои фигурки из песочницы. – У нее такие красивые волосы.

На него из всех детей был похож только Евгений, и то только до совершеннолетия, после его волосы потемнели, и из рыжих стали каштановыми. А остальные дети унаследовали внешность матери – карие глаза и темно-русые волосы. Кроме непоседливой Дарьи, волосы которой были даже ярче, чем у молодого Славы.

– Помнится, ты не любил свои волосы, – подмигнул Михаил, вспоминая их первые встречи и очень короткую стрижку Ярослава в те годы.

– А еще помнится, что кто-то убедил меня в обратном.

К ним подошли Коля и Даша, наперебой предлагая, что они хотели бы приготовить. Их фантазия ушла далеко за пределы обычного печенья. Даша, как любая девочка-сладкоежка, планировала сделать к возвращению мамы многоярусный торт с розочками и ягодами. А Коля придумал приготовить еще более сложное блюдо – макарунсы – миндальное печенье с кремом, которое они на днях пробовали в кафе. Михаил даже немного побледнел, представив свой кулинарный провал при попытке повторить французский десерт. Нужно было срочно исправлять положение. После небольшого обсуждения был найден компромисс: дети согласились сделать шоколадные и банановые кексы с кремом. И все вчетвером отправились в магазин за недостающими ингредиентами.

И если забыть на секунду, что это дети от жены Ярослава, Михаил был сейчас самым счастливым человеком на земле.

Баба Лида, которая из первого подъезда, была самой молодой из сплетниц этого двора и всю свою жизнь старалась выглядеть моложе своего возраста. Она терпеть не могла, когда ее называли «бабушкой», «тетей» или по имени-отчеству. Поэтому она очень любила Михаила, который, несмотря на возраст Лиды, обращался к ней только по имени, галантно называл ее с подругами «леди» или «дамы». И не любила его друга Ярослава, потому что он каждый раз смотрел на нее, как на старый пыльный экспонат музея, когда его друг вежливо придерживал дверь в магазине или пропускал вперед в очереди к кассе.