Сьюзан Дэвис - Невеста мастера

— Вот что я тебе скажу — один маленький секрет. Роджер Латэм — это просто надутый индюк. Это купание на него должно хорошо подействовать.

— Он меня боится, — сказала она почти про себя и вновь вздрогнула — от страха, от холода и от близости этого мужчины. — Я не могу здесь оставаться.

— Думаешь, бегство решит все проблемы?

Этот простой вопрос заставил ее вновь вспомнить о своем преступлении, — у нее перехватило дыхание.

— Ты ничего не понимаешь…

— Перестань! Я вполне понимаю, каково это — стать предметом всеобщих толков и пересудов, — резко сказал он.

— Да уж кому, как не тебе это понимать! — Она как-то вся увяла, от всего ее вызывающего поведения не осталось и следа.

Наверное, бессознательное стремление бросить вызов всем этим сплетням и толкнуло ее на то, чтобы строить из себя дурочку на этой Ассамблее. И, наверное, она просто заставила себя поверить, что ей хорошо в его объятиях, а все объясняется тем, что они просто товарищи по несчастью. Да, это было не более чем иллюзия, но от ее утраты было как-то невыразимо больно.

— Бежать — это трусость, — продолжал между тем Лок, подходя уже к гранитной громаде дома Латэмов. — Это только затянет решение проблемы.

— Я не такая сильная, как ты. — В ее голосе вдруг послышались слезы.

— Ну да! Как ты разделалась сегодня с этими горгонами и драконами бостонского света! На это такая смелость нужна — и у тебя, я смотрю, ее не занимать.

— Да нет, все не так. — Констанс остановилась — вот они, те же деревья, которые она каждый день видит из окна своей спальни. Ей вдруг захотелось все объяснить насчет себя ему, этому сильному, такому привлекательному мужчине.

— Это была не я, — сказала она очень серьезно. — Ну, то есть не совсем я. Не знаю, почему я делаю все эти ужасные вещи. По-моему, я иногда себя не вполне контролирую, как будто кто-то мной управляет со стороны. — Ее голос оборвался. — Может, я какая-то чокнутая…

— Играешь на жалость, Констанс? Я, пожалуй, не встречал никого, кто бы меньше в ней нуждался.

— Если бы только знал… — Она глубоко вздохнула, и из ее груди вырвалось что-то похожее на рыдание.

— Да ладно тебе… — Он неуверенно посмотрел на нее. — У тебя было что-то вроде нервного шока, а потом ты еще замерзла.

Из-под ее ресниц скатилась слеза, потом другая, оставляя мокрые дорожки на щеках.

— Ну не надо, черт! — пробормотал он. — Слушай, Конни, ну, пожалуйста!

Слезы не останавливались. Она повернулась, чтобы убежать, но он не отпустил ее, а наоборот, мягко, но решительно обнял, и она громко зарыдала, уткнувшись ему в грудь.

Лок не знал, что делать, однако бессознательно сделал как раз то, что было ей больше всего нужно, — поглаживая ее по спине, прикрыв ее своим большим, теплым телом от ветра, начал шептать ей на ухо что-то нежное, успокаивающее. В этой ласке не было и следа той страсти, которая жарким, коротким языком пламени вспыхнула между ними всего несколькими минутами раньше. Это было скорее похоже на то, как утешал ее в свое время ее учитель рисования, бедный Жером.

Нет, она не заслуживает этого, это ее очередная фантазия — плод одиночества и неустроенности.

Он и она — сами по себе, бремя ее вины отделяет ее от всех, она не может позволить себе так распускаться. В опасности ее свобода, ее жизнь, все остальное — безумие…

Вырвавшись из рук Лока, Констанс бегом перебежала пустынную улицу, даже забыв, что на ней его пальто. Он ее не окликнет, она знала это, и он не окликнул. Ладно, пусть она поступила как трусиха, но бежит она не в поисках надежного убежища — вряд ли дом Латэмов можно считать таковым, а, просто спасаясь от самой большой опасности, которая встретилась ей с тех пор, как она покинула Лахайн.

— Констанс! Ты проснулась, моя девочка? — Осторожный стук в дверь и мягкий вопрос деда вырвали Констанс из мира ее мрачных мыслей о своей несчастной доле. Она поднялась со своей мягкой пуховой перины, поспешно стерла с лица слезы и с виноватым видом скатала валиком пальто Мак-Кина: сунув его затем под подушку. Сумрачный свет пробивался сквозь занавески, но было трудно сказать — утро это или уже полдень. После вчерашнего было бы лучше вообще впасть в спячку, чтобы избежать всех этих неизбежных упреков и вопросов.

«Тоже бегство своего рода», — подумала она с отвращением и заставила себя откликнуться. — Входи!

Вошел Алекс, как всегда импозантный, в костюме из черной шерсти, седые виски и бакенбарды придавали ему неуловимое сходство со стареющим львом. В руках у него была накрытая салфеткой тарелка. Вид какой-то странно смущенный и неуверенный.

— Доброе утро, Констанс! Ну, ты уже в порядке? Поджав колени и прижавшись к спинке кровати, она испуганно глядела на него, как он приближается к ней.

— Все хорошо, Алекс. Я хочу объяснить…

— Жара нет?

Она отрицательно покачала головой, копна ее темных волос мягко скользнула по высокому сборчатому воротнику ее скромного пеньюара.

— Нет… Я…

— Ну, хорошо, хорошо… Мэгги говорит, ты еще не ела. Не поешь со мной? — Он сел на краешек постели, положил тарелку прямо на пододеяльник между ними и торжественно снял салфетку — там был нетронутый яблочный пирог и две вилки.

Констанс сглотнула.

— Я… я не очень голодна…

— Тогда это действительно серьезно! — пошутил он. Констанс юмор показался неуместным, а острый запах корицы и яблок вызывал тошноту. Она еще раз с усилием проглотила комок в горле и выдавила из себя:

— Насчет прошлого вечера. Я хочу извиниться. Я вела себя скверно. Я знаю, ты сердит на меня.

— Нет, на себя. — Алекс слегка скривил губы. — К моим манерам и моим выходкам здесь уже привыкли, но вот к новеньким отношение построже. Я как-то совсем выпустил это из виду. Я тебя бросил прямо на съедение акулам, да, девочка?

— Ну, не настолько уж это было опасно, — пробормотала она, теребя край салфетки.

— Молодец, что так к этому относишься, — сказал Алекс. Он задумался о чем-то глубоко личном. — Вот если бы Джеймс мог бы так же…

— Почему мой отец уехал отсюда? — спросила Констанс. — Его тут наверняка многое удерживало.

Алекс бросил на нее быстрый взгляд.

— Мы поссорились. — Из-за чего?

— Обычные вещи, из-за чего сталкиваются лбами отец и необузданный сынок — роль в семейном бизнесе, выпивки, женщины… — Он пожал плечами. — Когда наше партнерство с Мак-Кинами распалось, вся фирма висела на волоске, тогда мне было просто некогда с ним возиться, слушать эти его извинения… Я даже был рад, что он отправляется в это плавание. Думал, это поможет ему повзрослеть, он перестанет быть таким… бесхребетным, и тогда вернется, чтобы продолжить наше дело…

— Наверняка он хотел вернуться! — Это она сказала ради утешения. Все, что касалось ее отца, было в ее мозгу окружено какой-то пеленой непроницаемого тумана.