Лидия Джойс - Музыка ночи

– Начнем, ваше величество?

– Конечно, мой Синдбад. – Она снова засмеялась, потому что могла.

До этого весь танцевальный опыт Сары ограничивался еженедельными часовыми уроками в женской школе Даннеферт, где при отсутствии партнеров девочки попеременно выполняли роль ведущих. Она даже не представляла, как велика разница между танцем с мужчиной, а не с хихикающими школьницами.

Это напоминало чудесную сказку, хотя она не была стыдливой Золушкой. Она чувствовала себя такой легкой, такой возбужденной, такой невероятно опытной. Мавр был высоким, но из-за пьянящего тумана в голове, окутавшего ее разум, он казался ей почти великаном, его грудь стеной перед ее лицом, так что Саре пришлось откинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его прикосновения, его взгляды разжигали в ее теле огонь, и впервые это не сопровождалось унижением.

Площадка была переполнена, слишком переполнена, и когда они делали разворот рядом с греческой богиней, Мавр притянул Сару еще ближе. Она даже почувствовала давление его ног и вспомнила сотни неуклюжих столкновений, которые происходили под суровым взглядом учителя танцев. Но Мавр двигался сквозь этот хаос легко, словно дуновение ветра. Он вел их к открывшемуся на миг свободному пространству, не разжимая объятий, так что при каждом вдохе она чувствовала, как ее груди упираются ему в грудь. Леди обязана держать партнера на расстоянии, говорил ей разум. Она должна отодвинуться, восстановить надлежащую дистанцию, такое обращение было для леди оскорбительным.

В глубине души Сара знала, что она не леди. У нее теперь есть занятие, как у приличной работающей женщины… раньше не было и этого. Никогда она не может стать леди. Даже надев шелка и драгоценности. Поэтому Сара не отстранилась, когда Мавр наклонился к ней, и она почувствовала его дыхание на своей щеке. Его маска выглядела совершенно бесполой, но эти глаза и тело…

Улыбнувшись под вуалью белой маске, она спросила:

– Почему вы пригласили меня сюда?

Их плавное вальсирование превратилось в вихревое движение, которое закончилось, когда ее спина ударилась о колонну так, что у нее перехватило дыхание. Глаза Мавра сверкали, он молча смотрел на Сару, пока она пыталась отдышаться. Упираясь руками в колонну по обеим сторонам ее высокого парика, он всем своим весом прижал ее к холодному мрамору.

Она ловила взгляды других пар, скользивших мимо в безрассудной жажде наслаждений. Если б она крикнула, наверняка кто-нибудь из них пришел бы ей на помощь. Но Сара не хотела кричать, несмотря на боль в лопатках, да и нервную дрожь, бежавшую по спине, вызывало скорее возбуждение, чем страх.

Вероятно, Мавр что-то прочел в ее взгляде, поскольку выражение глаз у него слегка изменилось, и из-под маски донесся хриплый смешок, настолько же приятный, как голый череп ангела.

– Почему я вас пригласил? Это имеет значение? – ответил Мавр вопросом на ее полузабытый вопрос и чуть отодвинулся.

Прежде чем Сара успела открыть рот, он уже поднял свою маску, которая выглядела на его тюрбане словно лицо какого-нибудь двухголового восточного бога. И он действительно казался богом. Не Адонисом, конечно, но Плутоном он был настолько совершенным, что она даже подумала, не специально ли Персефона съела те зерна [2]. Над черным изгибом густых бровей – широкий умный лоб, сверкающие глаза – как твердые изумруды по обеим сторонам орлиного носа. Однако Сару привлек его рот, полный, кривившийся в ироничной полуулыбке, рот беспутного короля, двуполый в своей красоте и все-таки ужасно, неоспоримо мужской.

Ее скудные достоинства не заслуживали взгляда такого мужчины, как этот. Она бы сбежала, если бы он не загораживал ее своим телом. Но возможность снова прикоснуться к нему, хотя бы оттолкнуть, вызывала дрожь удовольствия, которое приковало ее к месту.

Увидев, что он собирается поднять вуаль, Сара крепко ухватилась за край, чтобы, пусть и ненадолго, продлить иллюзию. Какой бы странный каприз ни заставлял Мавра преследовать ее, этой правды он не выдержит.

– Нет.

– Как вам угодно, – пробормотал он и сжал ее подбородок сквозь вуаль.

Хватка осторожная, но в ней была сдерживаемая сила, она чувствовала швы его перчаток и тепло его рук. За секунду до того, как он стал наклоняться, она поняла, что он собирается делать, и каждая частица ее существа вспыхнула от радостного ожидания. Рот Мавра неумолимо приближался, и она раскрыла губы раньше, чем он коснулся их.

Жар. Удивительный, невероятный, влажный жар мягко-твердых губ. От этого почти нежного прикосновения что-то внутри у нее разорвалось, посылая сладкую боль. Мавр требовал, однако не крал, и она с радостью отдавала, шершавая вуаль царапала ей губы – мука и приятное возбуждение.

Когда Мавр поднял голову, Сара, открыв глаза, увидела, что он пристально смотрит на нее, пока она прижимается к его телу.

– Неудивительно… – Он вдруг умолк.

Она с изумлением обнаружила, что совершенство его облика чуть-чуть нарушилось, потемневшие глаза и два слабых пятна румянца на щеках делали его лицо мальчишеским, почти невинным. Если б не циничный смех. Он медленно провел по ее рту большим пальцем, и Сара прихватила его губами сквозь тонкую вуаль. Мавр сделал глубокий вдох, в котором слышалась легкая дрожь.

– Завтра ночью.

Он шагнул назад и, не успела Сара опомниться, растворился в толпе.

Услышав взрыв аплодисментов, потрясших бальный зал, она, еще околдованная, подумала, что хлопают ей, но все смотрели на оркестр, и до нее дошло, что просто закончился вальс.

Сара выбралась в портего, напрасно ища глазами алый тюрбан и белую маску. Действительно ли он был здесь? Или это ее больное воображение? Но ответ ей дала собственная вуаль, еще влажная от поцелуя. Сара лизнула, чтобы ощутить его вкус. Нет, память о нем ей не требуется. Завтра. Она снова увидит его завтра ночью.

Опираясь на балюстраду третьего этажа, Себастьян видел, как фигура в высоком белом парике идет к выходу. Тело у него задыхалось от жары под слоями шелка, мысли были в полном смятении. Где мог де Лент найти такую женщину?

Ее потрясающие глаза до сих пор не давали ему покоя. В этих глазах не было ни ложной застенчивости, ни скрытой расчетливости проститутки, они были как открытая книга, весь сумбур ее чувств на виду: радость, удовольствие, странная проказливость и не меньше всего страх. Он был достаточно честен с собой и признал, что ее страх возбуждал его, наполняя пьянящим ощущением собственной власти.

Полгода назад он, не задумываясь, использовал бы это в своих интересах. Но теперь подобное удовольствие становилось нежелательным, это осложняло его план, более того, побуждало к отвратительному, неминуемому сравнению: не то ли самое чувствовал де Лент, когда смотрел на Аделу?