Адель Эшуорт - Украденные чары

Ему нужно торопиться. Он вдруг испытал острое желание побыстрее вернуться в зал к Натали. Она начнет что-нибудь подозревать, если он надолго задержится. Но Джонатан надеялся, что Мадлен сможет занять девушку разговорами до тех пор, пока та не забеспокоится и не пойдет его искать. Наконец он оказался у кабинета. Джонатан остановился и прислушался, приложив ухо к двери. Ни звука.

Он положил ладонь на ручку, повернул ее до щелчка и открыл дверь.

В комнате было темно. Лунный свет, падавший в окно, плохо освещал кабинет, но зажечь лампу Джонатан не решился — слишком опасно. Придется обойтись без нее, подумал он, закрывая за собой дверь.

Он очень хорошо знал, как здесь расставлена мебель. Направо — письменный стол и рядом два стула, дальше, около западной стены, — камин и над ним сейф. Прошло несколько секунд, прежде чем его глаза привыкли к темноте. Джонатан направился к противоположному концу кабинета. Его уши улавливали малейший шорох, мозг был напряжен до предела.

Наконец он оказался перед сейфом. Осторожно отодвинув Фрагонара, он нащупал рукой холодный металл. Сейф был не заперт и пуст. Аннет-Элиза появится сегодня в изумрудах, как и предсказывали слухи.

Проворно сунув пальцы в нагрудный карман, он извлек оттуда маленький бархатный мешочек. Затем положил его в сейф на видное место, чтобы тот сразу бросался в глаза.

На лице Джонатана появилась широкая улыбка.

Что ж, все идет по плану.

Анри Лемьер тихо вошел в свою личную библиотеку на втором этаже со стаканом превосходного виски в руках и закрыл за собой дверь. Меньше чем через двадцать минут состоится дебют Аннет-Элизы, и ему обязательно нужно присутствовать в зале. Решение следует принять безотлагательно, так как времени совсем не оставалось и другой возможности не предвидится.

Ален Сируа, виконт Лион, уже был на месте. Он сидел в коричневом кожаном кресле, с трудом умещая в нем свое огромное рыхлое тело. Ален прибыл вчера ночью, но только сейчас появилась возможность поговорить приватно, и, к сожалению, им необходимо торопиться. Мишель Фейль должен также подняться в библиотеку с минуты на минуту, и затем они обсудят план спасения Франции.

Ален сразу стал жаловаться на свою жену, неприятную, громкоголосую, толстую и уродливую. Облокотившись о книжную полку, Анри стоял, улыбаясь и кивая головой, потягивал виски и думал о более приятных вещах. Он предвкушал тот момент, когда пышная грудь мадам Кинэ будет касаться его тела — эта дама обещала ему танец. Кроме того, его мысли были заняты предстоящей продажей изумрудов. Смотреть на Алена с его светлыми жидкими волосами, длинным острым носом и темными, как у вороны, глазами доставляло еще меньше удовольствия, чем его слушать. Но его связи в Париже заставляли Анри обращаться с ним как со старым другом семьи, которым он, разумеется, не являлся. Кроме всего прочего, Ален ненавидел Луи Филиппа, а это было наиболее важным местом соприкосновения их интересов.

Ален замолчал, и Анри с облегчением вздохнул. В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился Мишель Фейль, виконт Руан, невероятно высокий, около шести с половиной футов, и худой пятидесятилетний мужчина с неуклюжей походкой. Он обладал желчным, сварливым характером, иногда становился жестоким и грубым, но своей внешностью напоминал голубя — очень бледное лицо, с легкой проседью волосы, дряблая кожа и большие карие глаза с нависшими веками. Благодаря своей кроткой и добродушной наружности ему часто удавалось ввести людей в заблуждение. Когда с ним начинали обращаться как с тихим, безобидным человеком, он вдруг обнаруживал изощренный, коварный ум и твердый характер. Анри восхищался им.

— Великолепный вечер, Анри, — саркастически заметил Мишель и направился к единственному свободному стулу в комнате. Он неловко устроился на нем: его колени оказались выше подлокотников. — Полагаю, здесь мы можем говорить откровенно.

Это было утверждением, а не вопросом, поэтому Анри не обратил внимания на его слова.

— Продажа состоится завтра в полдень, — начал он, предварительно сделав большой глоток из своего стакана. — Я отправлюсь в город около десяти и вернусь с наличными обратно к часу или двум. И завтра ночью мы поделим деньги, после чего вы оба вернетесь домой. Все произойдет в Париже через две недели после этой нашей встречи. Наш дорогой король собирается, по крайней мере пока, посетить… и уж мы постараемся…

— Боюсь, мало времени, Анри, — фыркнув, вставил Ален, тщетно пытаясь приспособить свое огромное тело к форме стула.

— Вполне достаточно, — раздраженно бросил Мишель, — не говори глупостей. Тысячи голодающих людей наводняют улицы Парижа. И любой сделает это завтра за деньги. Но лучше нанять профессионала, так как это слишком важное дело, Ален. Нам следует быть прилежными и осторожными, но действовать быстро. — Он поднял свои женственные глаза на Анри и обратился к более важной теме на данный момент. — Где драгоценности сейчас?

Анри глубоко и шумно вздохнул, затем, словно собираясь с мыслями, зашагал вдоль огромного, от пола до потолка, шкафа с книгами по литературе и истории. Разумеется, им вряд ли понравится его ответ, но, в конце концов, это были его дом, его любимая дочь и его изумруды. Он сам разработал план и заплатил деньги за то, чтобы их украли. Любое их возражение он готов оспорить.

— Аннет-Элиза сегодня будет в них…

— Что?! — Мишель прямо подпрыгнул в кресле, его бесстрастное лицо мгновение спустя покраснело от еле сдерживаемого гнева.

Анри невозмутимо покрутил головой.

— Спокойно, Мишель! — раздался громкий сердитый шепот. — Могут услышать слуги или кто-нибудь еще в коридоре.

Ален сделался невероятно красным и покрылся испариной. Он что-то пробормотал, достал из кармана платок и трясущимися руками стал вытирать лицо. Мишель снова сел, угрюмо глядя на хозяина дома и безуспешно пытаясь найти удобное положение для своих длинных рук и ног.

Анри дал им пару минут, чтобы успокоиться, и допил свое виски, сделав три больших глотка.

— Изумруды в безопасности, — снова повторил он. — Они лежали в моем личном сейфе несколько недель. Только тридцать минут назад я застегнул ожерелье на шее моей дочери. — Его глаза засияли, ему казалось, что все выглядит как нельзя более логичным. — Кто, вы думаете, попытается украсть их оттуда? На балу, где присутствует пять сотен гостей! Нелепая мысль! На половине приглашенных дам тоже дорогие украшения.

— Но не такие, как это, — вставил Ален срывающимся голосом.

Анри поставил свой пустой стакан на полку и, повернувшись к гостям, негромко сказал:

— Это ожерелье достойно только королев и императриц Пусть моя красивая невинная дочь наденет его на свой первый вечер.