Шеннон Фаррел - Дом там, где сердце

Когда жители, включая Циару, начали спускаться к доку, чтобы посмотреть, что привезла «Андромеда», они наконец-то узнали хорошо одетую, яркую девушку, которая сошла на берег, и обступили ее со всех сторон. Несколько молодых мужчин и женщин подошли, чтобы обнять и поцеловать ее, и Мюйрин переполняла радость от этой теплой встречи.

– Я так рада снова оказаться дома, – с широкой улыбкой проговорила она.

– Не так, как мы счастливы видеть вас, – ответили почти в уни­сон Колм и еще несколько человек. – Эта зима была нелегкой, но погода предвещает благоприятный год. Работы будет много.

– Даст Бог, этот год будет легче, чем предыдущий, – отве­тила она, и все дружно перекрестились. Затем она повернулась к Циаре: – Я рада, что вы хорошо выглядите, Циара. Теперь вы гораздо больше похожи на прежнюю себя, я уверена.

– Приятно видеть вас, Мюйрин. Не могу передать вам, как я рада, что вы дома.

Мюйрин заметила, что тень прошлого больше не омрачает ее. Возможно, со временем, когда она испытает немного счастья, ее горе от суровых испытаний канет в Лету.

Мюйрин обняла ее и спросила:

– А где Локлейн?

– Наверное, наверху в доме, готовится к завтраку.

– Увидимся позже, – с улыбкой сказала она, не в состоянии подавить желание увидеть его.

– Добро пожаловать домой, Мюйрин! – крикнули ей, когда она сделала шаг из толпы.

Мюйрин приподняла юбки и остаток пути до дома бежала. Локлейн как раз выходил из мастерской с только что завершен­ной детской колыбелькой, когда она обогнула угол.

– Локлейн! Локлейн! – окликнула она.

– Мюйрин! – У него перехватило дух, и он чуть не уронил колыбель, быстро поставил ее на землю и побежал навстречу.

– Я дома, любовь моя, я дома! – кричала она, бросаясь в его объятия, и все сомнения и опасения навсегда вылетели из ее головы.

Он схватил ее в объятия и жадно поцеловал в губы, а потом покрыл поцелуями все лицо.

– Мюйрин, моя любовь, ты вернулась. Слава Богу. Все мои молитвы были услышаны, – прошептал он, и в глазах его за­стыло несколько слезинок радости. – И теперь, когда ты здесь, дорогая, я никогда тебя больше не отпущу.

– И не надо, Локлейн. Я остаюсь здесь навсегда, если и ты будешь со мной.

Локлейн опустил ее на землю и посмотрел ей в глаза.

– Но я не совсем понимаю… Не могу поверить, что ты дей­ствительно здесь! Кристофер сказал, ты выходишь замуж…

– Тс-с-с, тише, любимый. Что бы там ни наговорил тебе Кри­стофер, все это абсолютная ложь. Как ты вообще мог подумать, что я брошу тебя, брошу Барнакиллу? – Мюйрин рассмеялась сквозь слезы. – Ты в моих мыслях, в моем сердце, Локлейн, ты и только ты. Этот дом, это поместье – вся моя жизнь. Бросить его – все равно что убить своего ребенка. И даже если бы я не любила тебя так сильно, разве могла я бросить всех этих людей на произвол судьбы или позволить Кристоферу стать их хозяи­ном? – распекала она его, держа его руки в своих ладонях.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что люблю тебя, дурачок. Как ты мог в этом сомневаться? – говорила Мюйрин, покрывая его лицо поцелуями.

Локлейн поднял ее и закружил, крича от радости:

– Ты любишь меня, Мюйрин? Правда?

– Я всегда тебя любила с того момента, как встретила, – призналась Мюйрин.

Но улыбка вдруг сошла с его лица, и он снова мягко опустил ее на землю.

– Вы смеетесь надо мной, миссис Колдвелл.

Он направился к ее конторе, налил себе довольно много брен­ди и залпом опрокинул всю рюмку даже не поморщившись, не­смотря на то, что оно было отвратительным.

– Что случилось, Локлейн? Что я не так сказала? Или все дело в том, что ты меня не любишь? Я совершила ошибку, ког­да вернулась сюда? – спросила она чуть не плача.

– Нет, вовсе нет. Конечно, я очень взволнован вашим при­ездом. Но не стоит лгать мне о своих чувствах. Разве вы могли любить меня все это время? – усмехнулся он. – Ведь вы лю­били Августина!

Мюйрин ошеломленно смотрела на него.

– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

– Да, мы об этом никогда не говорили, но тем не менее он был у вас первым! Наверное, вы любили его, коль вышли за него замуж. И даже не думайте щадить мои чувства. Я видел вас в тот вечер в отеле «Гресхем» собственными глазами, пом­ните? Вы же были вне себя! Так что перестаньте мне лгать и говорить, что любили меня. Августин стоял между нами, словно тень, с тех пор, как мы повстречались. Я влюбился в вас в тот момент, когда ваша рука коснулась моей. Но, черт возьми, вы были замужем за ним, вы выбрали его из всех людей на свете! Но мне уже все равно. Я пытался сдерживаться из уважения к вашей скорби, и, может быть, в конце концов благодаря моим стараниям вы и полюбили меня в ответ. Но я знаю, что всегда буду второй вашей любовью, а не первой.

Мюйрин засмеялась и продолжала смеяться, пока у нее не закололо в боку, хотя смех ее был совсем невеселым. Локлейн удивленно смотрел на нее. Опрокинув еще одну рюмку и со стуком поставив ее на стол, он подошел и потряс ее за плечи.

– Мюйрин, перестань же, сейчас же перестань! Тебе такими смешными кажутся мои страдания?

– Вообще-то да. Я же сказала, я тебя люблю. Думаю, лучше было бы сказать тебе об этом раньше, но я слишком гордая. Очевидно, ты не получил моего письма, ведь так? Это уже слож­нее, потому что я не знаю, что ты обо мне подумаешь и будешь ли ты все так же любить меня после всего, что я сделала, но ты должен знать правду. Всю правду, Локлейн, какой бы ужасной, она ни была. Я не хотела в этом признаваться, поскольку это отвратительно. Я уверена, я все равно буду проклята за это. Правда в том, что я ненавидела Августина. Я была рада, когда он застрелился. Ты слышишь? Рада!

Локлейн уставился на нее.

– Я не понимаю. О чем ты говоришь? – изумленно про­шептал он.

– Я пыталась не вспоминать об этой страшной правде, но, ду­маю, пришло время прогнать духов прошлого, – сказала Мюйрин, наливая себе рюмку хереса и садясь на небольшой диван. Медлен­ным жестом она пригласила Локлейна присоединиться к ней.

Взяв его за руку, она призналась:

– Я никогда не любила Августина, никогда. Я вышла за него замуж по глупости. Потому что я хотела иметь свой дом, осво­бодиться от отцовской опеки и строгого воспитания. На мое состояние и раньше охотились, но Августин так умело лгал мне, что я искренне верила, что он мною очарован. В конце концов я решила, что могло быть и хуже: чем плохо выйти замуж за человека, который, похоже, был мною увлечен и к тому же имел огромное поместье в Фермане? Но мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что этот человек распутник, что он пил, играл и увлекался не женщинами, а мужчинами. Я слышала, как он сравнивал своих любовников. Это было отвратительно, от­вратительно, – она покачала головой. Локлейн изумленно смо­трел на нее. – Он никогда и пальцем меня не тронул, ты пони­маешь, в каком смысле. Он говорил, что я слишком изысканная и женственная, чтобы волновать его. Кроме того, он женился на мне ради прикрытия. Имея привлекательную жену со связями в обществе, он мог легко держать кредиторов на коротком по­водке и тратить все деньги на бесполезные мероприятия, кото­рыми собирался меня поразить, и карточные игры. Когда он выигрывал, он чувствовал себя прекрасно, но когда оказывался в проигрыше, то все срывал на близких, то есть на мне. Правда, он заботился о том, чтобы не было видно синяков, – прошеп­тала Мюйрин с легкой дрожью.