Патриция Гэфни - Прекрасная обманщица

Он еще больше помрачнел и разозлился оттого, что ему никак не удавалось с ходу придумать для нее какой-нибудь правдоподобный ответ. В эту минуту к ним подошли Диана и Эдвин, избавив его от необходимости сочинять.

Женщины расцеловались с таким видом, будто не виделись несколько недель, и стали восхищаться туалетами друг друга, словно не вместе одевались, готовясь к балу. Они великолепно смотрелись вместе: золотые волосы рядом с черными, прелестные девичьи лица, горящие затаенным возбуждением глаза, понимающие друг друга без слов и ведущие разговор на каком-то таинственном сестринском языке, непостижимом для мужчин. Бэрк и Эдвин чувствовали себя исключенными из этого загадочного общения, но их тянуло внутрь, как мотыльков на пламя.

Диана неожиданно попросила брата пригласить ее на следующий танец, и Эдвин тотчас же пригласил Кэтрин. Она любезно согласилась, сделав вид, что польщена, хотя и ощутила плеснувшую на сердце холодную волну легкого разочарования: ей гораздо больше хотелось бы потанцевать с Бэрком. Он послал ей грозный предупреждающий взгляд, но она демонстративно отвернулась и ушла под руку с Эдвином. Несносный упрямец! Он уже хочет отравить ей краткий миг счастья! Оно и так скоро кончится, без вмешательства со стороны!

Оркестр играл превосходно, ей понравилось кружиться в танце среди расфранченных кавалеров и дам, чувствуя себя так, будто она принадлежала к их обществу. Но она вскоре утомилась и попросила Эдвина вывести ее из круга танцующих, не выполнив и половины положенных фигур.

– Вам нездоровится? – спросил он, озабоченно заглядывая ей в лицо, когда они оказались на краю зала и укрылись в нише.

– Нет, – заверила его Кэтрин, – просто я не привыкла танцевать. Как вы думаете, мы не могли бы выпить по бокалу пунша?

Пока он ходил за напитками, она приняла решение. Завтра Эдвин уезжает в Лондон. Конечно, она сильно рискует, заводя с ним такой разговор, но если промолчит, то не простит себе, что упустила прекрасную возможность помочь подруге.

Эдвин протянул ей бокал с пуншем и предложил угоститься закусками с одной тарелки, которую захватил с буфетной стойки. Кэтрин стала наблюдать, с каким аппетитом он ест, восхищаясь мужественной красотой его лица, дышащего здоровьем и жизнерадостным весельем. Потом она вскользь упомянула о том, что, насколько ей известно, он вроде бы собрался уезжать.

– Ну да, на время. Понимаете, отцу стало лучше.

Похоже, его не слишком тянуло в дорогу.

– Я рада это слышать. Диана будет скучать без вас.

– Видит Бог, я тоже буду по ней скучать, – искренне признался Эдвин. – Встреча с Дианой – это самое лучшее, что меня ждет всякий раз, как я возвращаюсь домой.

Кэтрин поставила свой бокал на маленький столик и стиснула руки.

– Эдвин, – нерешительно начала она, – мы с вами едва знакомы, и все же я уже… у меня сложилось высокое мнение о вас. О вашей порядочности.

– Спасибо на добром слове, – удивленно ответил он. – У меня сложилось такое же впечатление о вас.

– Мне кажется, вы человек добрый и честный. Полагаю, что и в делах сердечных опыта у вас не меньше, чем у любого другого.

Он ответил ей слегка озадаченной улыбкой.

– Надеюсь, вы меня извините за столь откровенный разговор, но мы оба скоро уезжаем, поэтому у нас просто не остается времени на церемонии… вернее, на общепринятый и размеренный ход событий. Мне придется отбросить сдержанность и говорить прямо.

Появившееся на лице у Эдвина выражение замешательства заставило ее рассмеяться и заверить его, что она не собирается объясняться ему в любви. Ему хватило воспитанности не выдать своего облегчения:

– Сударыня, я глубоко разочарован.

– И еще я должна извиниться за то, что завожу разговор о предмете, который меня совершенно не касается. Мне самой не верится, что я на это способна! Уверяю вас, если бы кто-то другой вместо меня мог взять на себя эту миссию…

Кэтрин с трудом перевела дух. Эдвин смотрел на нее терпеливо, но озадаченно. Ей ничего иного не оставалось, как перейти к сути дела:

– Диана была необычайно добра ко мне во время моей болезни. Мы с нею очень сблизились, несмотря на краткость нашего знакомства. Она живая, непосредственная, очаровательная женщина с нежным, любящим сердцем. Она на редкость умна и рассудительна не по годам. В ней нет ни капли тщеславия, хотя она настоящая красавица и могла бы возгордиться.

Она опять умолкла. Боже, что, если от ее вмешательства станет только хуже?

– Я с вами совершенно согласен и готов подписаться под каждым словом, – охотно поддержал ее Эдвин. – Диана – очаровательное дитя.

Кэтрин наклонилась к нему поближе и заговорила со всей серьезностью:

– Нет, она не дитя, Она женщина. И в своем женском сердце прячет секрет, свято веря, что никто о нем не знает, кроме нее самой. Но она слишком чиста, чтобы удержать в тайне самое важное, что у нее есть в жизни. Эдвин… – Кэтрин коснулась его рукава, моля Бога, чтобы не совершить ошибки, – Диана глубоко и страстно влюблена в вас.

Смысл ее слов дошел до него не сразу, а когда он наконец понял, на его лице отразилось полнейшее смятение. Как она и ожидала, новость оказалась для Эдвина потрясением: он ни о чем не подозревал. И как такой неглупый вроде бы мужчина может быть таким слепцом? – подивилась про себя Кэтрин, сохраняя, впрочем, благоразумное молчание.

Эдвин продолжал смотреть на нее невидящим взглядом.

– Вы хотите сказать, она любит меня как брата, видит во мне друга…

– Нет, она любит вас как женщина мужчину.

– Но она же совсем еще ребенок!

Бросив взгляд в бальный зал, Эдвин сразу увидел Диану, беседующую с двумя мужчинами. Она вовсе не выглядела ребенком, да и ее собеседники держались с нею на равных, а не нянчились, как с малым дитятей.

– Боже милостивый… – прошептал он упавшим голосом.

Кэтрин устало прислонилась к стене. Она сделала все, что могла, больше говорить было не о чем. Она лишь надеялась, что не сказала ничего лишнего. Но все-таки Эдвин настоящий джентльмен! Она не сомневалась, что если он не в силах ответить на любовь Дианы, то по крайней мере не станет сознательно причинять ей боль и уж, безусловно, ни словом, ни намеком не выдаст содержания только что состоявшегося разговора.

Он все еще стоял, не произнеся ни слова, и выглядел словно всадник, выброшенный из седла норовистой лошадью. Тут Кэтрин увидела Бэрка, приближавшегося к ним с самым воинственным видом. Она торопливо извинилась перед Эдвином, который едва ли даже заметил ее уход, и попыталась слиться с толпой по краю бального зала. Эта жалкая попытка, разумеется, потерпела полный провал. Бэрк догнал ее прежде, чем она успела сделать десяток шагов. Скверное предчувствие охватило Кэтрин, как только его рука опустилась ей на плечо. Она повернулась к нему с деланным спокойствием, но при виде его лица сердце у нее отчаянно заколотилось.