Кэндис Герн - Скандальная связь

— Так вы знали, что драгоценность у нее? Вы все это время знали, где она?

— Ну конечно, я знала, или, лучше сказать, подозревала. Граф никогда в этом не признавался, а я никогда не верила в его историю о том, что драгоценность украли.

— Тогда почему сейчас? Если вы знали, где она, то почему послали меня на поиски пятьдесят лет спустя?

— Я же тебе сказала. Леди Элзбури, увидев драгоценность на молодой женщине, сообщила об этом мне, и я сразу поняла, что это дочь или внучка Эммелины Тил. Сама Эммелина никогда не появлялась в обществе, и правильно сделала, если вспомнить тот скандал, который она учинила. Значит, речь могла идти только о ее младшей родственнице. Я знала, что ты ее найдешь, но не предполагала, что ты будешь одурманен этой женщиной и оставишь драгоценность ей.

Одурманен? Он и сам этого не ожидал. Но что же видел Петтифорд?

— Итак, вы послали Петтифорда, чтобы тот сорвал брошь прямо с ее платья. Вы знали, что он порезал ее, а еще что напугал до полусмерти.

Графиня пожала плечами:

— Полагаю, то, что ты сделал с лицом Джона, более чем компенсирует тот вред, который он причинил женщине.

Петтифорд был первым пунктом в плане Ричарда, когда тот вернулся в Грейшотт. То, что слуга осмелился обидеть Изабеллу, разозлило Ричарда даже больше, чем интриги бабки. Расквасив нос Петтифорду, он приказал негодяю укладывать вещи и убираться, не собираясь долее потерпеть этого ублюдка у себя на службе.

— Ничто не может оправдать действия этого мерзавца в отношении леди Уэймот. Надеюсь, к утру его здесь не будет.

— У тебя нет права увольнять моих слуг.

— У меня есть все права. Теперь поместье существует на мои деньги, и будь я проклят, если эти деньги будут использованы для выплаты жалованья Джону Петтифорду. Если я когда-нибудь опять увижу его в поместье, клянусь, что пристрелю его.

После этих слов графиня пришла в полное замешательство.

— Я завишу от Джона, он мне нужен!

— Вам будет назначен другой лакей. Вы можете выбрать любого слугу, кроме Петтифорда.

Графиня нахмурилась:

— Не думаю, что ты можешь приказывать мне, как солдату, Ричард. Ну да ладно. Я выберу себе нового лакея. Сожалею, что Джон был так груб с молодой женщиной, но он лишь делал то, что ему велели.

— Итак, теперь «Сердце Мэллори» у вас.

Старушка независимо задрала подбородок и надменно посмотрела на Ричарда с расстояния своего аристократического носа.

— Да, и ему следовало находиться у меня все эти пятьдесят лет. Оно мое по праву.

Конечно, она ошибалась. Если дед не решил в конце концов, что именно она — любовь всей его жизни, то у нее нет права на брошь.

— Каждая графиня до меня носила «Сердце Мэллори». Я — первая, к кому отнеслись столь невнимательно, но прежде чем умереть, граф все же увидит брошь приколотой к моей груди.

Господи, только не это! Подобное зрелище убьет деда, и она не может этого не знать. Ричарду придется его предостеречь.

— И вы в самом деле будете счастливы, мадам, когда узнаете, что помешали исполнению его желания, когда будете размахивать драгоценностью у него перед носом?

— Буду, потому что эта вещь принадлежит мне. Теперь, когда она у меня, месть продолжится. Больше никто и никогда не будет носить эту драгоценность, потому что я собираюсь унести ее с собой в могилу. Никакая другая графиня, включая твою графиню, никогда больше не увидит «Сердце Мэллори» — так я отплачу за несправедливость, допущенную по отношению ко мне.

Слова графини поразили Ричарда. Определенно, она слегка помешалась. Или за ее величавой натурой всегда скрывалась мстительность?

— Это ошибка пятидесятилетней давности. Разве вы не можете найти прощения в своем сердце? Разве в вашей жизни с графом вообще не было счастья?

— Ты никогда не сможешь меня понять. — Старая графиня тяжело вздохнула. — Видишь ли, наш союз обещал блестящие перспективы. Балы по случаю помолвки прошли великолепно. Но потом за несколько недель до свадьбы разразился скандал. Связь графа с той женщиной стала всем известна. Для меня это явилось большим унижением, но мой отец настаивал на свадьбе. В конце концов, я стала графиней Данстабл, что покончило с замешательством в обществе.

— Разве этого не достаточно?

Старушка энергично затрясла головой:

— Шли годы, деньги кончались, фермы беднели, а денежные вложения графа не приносили дохода. Лондонский дом пришлось продать, а это поместье превратилось в развалины. Я так и не стала той важной дамой, какой надеялась стать. Ничто не сложилось так, как я надеялась.

— Будь драгоценность у вас, это ничего не изменило бы.

— «Сердце Мэллори» — символ всего, что у меня отняли. Ты знаешь, что я даже не видела брошь до вчерашнего дня? Когда я первый раз взяла ее в руки, то ощутила триумф. Наконец-то я могла отплатить графу и всем Мэллори за ту несправедливость, которую они допустили по отношению ко мне. Теперь для всех Мэллори брошь с рубином станет означать то, чего у них никогда не будет. Ни у кого из вас никогда не будет этой драгоценности. Теперь она моя, моя навсегда.

Ричард не знал, что ответить на эту речь. Его объяла сильная печаль, когда он подумал о том, как мало счастья выпало на долю его бабки за эти пять десятилетий. Какая невероятная растрата жизни! Точнее, двух жизней, поскольку граф мог найти мало удовлетворения с женщиной, настолько одержимой переживанием своих несчастий.

— А сейчас я устала, Ричард. Ты не мог бы прислать ко мне служанку?

— Конечно.

Виконт покинул комнату, испытывая неожиданное волнение. Все его представления относительно собственной семьи всего за один месяц рассыпались в пыль. Любовная связь деда и плохое ведение им дел, дуэль брата из-за женщины, а теперь еще и месть бабки. Никто из них не соответствовал тому образу, который сложился у него.

Внезапно Ричард ощутил себя абсолютно одиноким в этом мире, и теперь его тоска по Изабелле стала настолько сильной, что причиняла физическую боль. Жаль, что он не привез ее с собой. Сейчас он хотел лишь одного: скользнуть внутрь ее тепла и почувствовать себя связанным с кем-то, кого любит.

Но ведь и Изабелла тоже не та, кем он ее считал. Она — не воровка, не эгоистичная женщина, которую волнует лишь экстравагантный образ жизни. Да, она охотница за деньгами, но на это у нее есть причины. Ему все еще с трудом верилось, что она оголила собственный дом практически до стен и продала свои драгоценности исключительно для того, чтобы ее семья не испытывала трудностей. Она была слишком горда, чтобы рассказывать кому-либо о своем истинном положении. Но и у Ричарда имелись основания для гордости. Он гордился тем, что знал ее, знал, какая она заботливая сострадающая женщина. Теперь ему даже нравилась ее слабость по отношению к светским развлечениям и последней моде — это делало Изабеллу менее добродетельной и более состоящей из плоти и крови — прекрасной золотистой плоти и горячей крови.