Кэтрин Гэскин - Сара Дейн

Когда карты Хоксбери были отодвинуты в сторону, губернатор сложил свои сухие тонкие руки и, не мигая, стал смотреть на Эндрю. Он сухо известил его, что оставил инструкции своему преемнику в отношении помилования Сары Дейн по выходе ее замуж.

В его тоне совершенно не было и оттенка сердечности, когда он добавил:

— Права, пожалованные мне королем, предусматривают прощение, мистер Маклей. Я позволяю себе воспользоваться этим правом ввиду свидетельства мистера Райдера в отношении этой женщины и ввиду того, что она будет полностью находиться на вашем попечении.

— Спасибо, сэр.

Эндрю было жаль, что в его словах не было тепла, но он не заблуждался в отношении чувств губернатора. Он совершенно определенно не одобрял этого брака. Но его инструкции гласили, что он должен поощрять заселение колонии, а в данном случае это было возможно лишь путем разрешения брака. Он давал свое согласие с безразличным пожатием плеч, характерным для начальства.

Эндрю собрался уходить, прежде чем губернатор указал ему на то, что время истекло. На веранде побеленного правительственного здания он помедлил, подумав, не стоит ли повернуть назад и более горячо вступиться за Сару. Но за время краткого разговора у него сложилось мнение о характере Филиппа, которое подсказало ему, что это было бы бесполезно. Он нахлобучил шляпу, шагнул на солнце, разгоряченный и возмущенный.

Эндрю добрался до предназначенного ему участка на Хоксбери после долгого мучительного пути. Он разбил лагерь на берегу — маленький палаточный поселок для двадцати выделенных ему ссыльных, надзирателей, четверых бывших ссыльных, сроки которых были сняты и которые согласились поехать с ним за жалованье, еду и ежедневную порцию рома. С этого момента началась вырубка леса под поля, где он собирался сеять, и под строительство дома. Топоры застучали, деревья валились беспрерывно, но все же не так быстро, как ему хотелось. Его нетерпение не унималось.

В Парраматте качали головами, глядя на его горячность: ему советовали подождать, пока найдутся другие поселенцы, чтобы поехать вместе с ним на Хоксбери. Но Эндрю не внимал этим голосам: он собрал какие-то доступные припасы, выбрал надсмотрщиков и нанял дополнительных батраков. Он подождал, чтобы помочь Райдерам и Саре в переезде вверх по реке из Сиднейской бухты на новый участок в Парраматте, и проследил, как его скот поместили в загоны рядом со скотом Джеймса поблизости от домишки, в котором им предстояло ютиться до переезда в новый дом. Потом он занялся планами подготовки собственного переезда в Хоксбери. Он работал допоздна: это был медленный, вызывающий раздражение труд, который постоянно наталкивался на, казалось, непреодолимые препятствия. В колонии не хватало элементарнейших вещей из тех, что были ему необходимы: обувь и одежда для ссыльных, кухонные принадлежности, плотницкий инструмент, охотничьи ружья, лопаты и топоры для расчистки участка. Он проводил время в нудных торгах и обменах, злясь на каждую задержку.

Следуя подсказке своего друга Берри, он разыскал бывшего ссыльного с земельным наделом, который обменял ему три топора на два галлона рома, и другого, который отдал ему два — всего за один галлон. Он не знал, откуда берутся эти топоры и не спрашивал об этом.

Берри превосходил самого себя в желании помочь: он отыскал какого-то плохонького плотника, человека, срок которого уже истек и который был готов работать на Хоксбери за ежедневную порцию рома. Эндрю понимал, что плотник, каким бы плохим он ни был, — бесценная находка здесь, где практически нет людей, имеющих какую-нибудь профессию. Он охранял свою находку, уже представляя себе в мечтах тот дом, который этот угрюмый беззубый человек построит для Сары. Страх, что кто-то другой может заявить права на этого освобожденного, заставил его действовать решительно: он взял с плотника клятвенное обещание не раскрывать своей профессии и начал сразу же выдавать ему ромовый рацион.

Он обнаружил, что именно такая напористость и нужна, чтобы получить желаемое. Он должен действовать быстро и беспощадно. Постоянная возможность видеть Сару подстегивала его, заставляя принимать решения, которые еще три месяца назад показались бы ему невероятными. Как будто за одну ночь его инстинкты игрока обратились в способности к торговле — иногда он сам улыбался тому, как быстро превратился в делового человека.

Когда наконец провиант и снаряжение были готовы, а изнурительные недели планирования и продумывания закончились, он нанес последний визит Райдерам. Он простился с Сарой, сожалея о расставании, не желая скрывать того нетерпения, которое так явственно сквозило во всех его действиях в эти дни.

Он отправился на Хоксбери первого декабря.

Все долгие жаркие дни он работал как одержимый: он вставал с зарей вместе со ссыльными, а ночью, при свете костра, ему не спалось — в ночной тишине он строил планы. Расчистка шла медленно, растительность отступала неохотно, с трудом уступая каждый акр земли, не знавшей иного движения, кроме беззвучных шагов ее собственного темнокожего народа. Иногда удавалось подстрелить кенгуру или утку, чтобы разнообразить меню из солонины. Он старался воспользоваться дичью, пока возможно, зная, что скоро, под натиском белого человека, она уйдет подальше в лес, как это случилось в других поселениях.

Дни однообразно сменяли друг друга: ему снилось, как валятся серые эвкалипты, снились удивленные лица туземцев, которых он иногда видел на окраине вырубки. Они не были враждебны, но никогда не подходили к лагерю ближе опушек окружающего леса. Ни белые, ни черные не вмешивались в жизнь друг друга: Эндрю приказал не обращать на них внимания и не причинять им никакого вреда.

Он не был совсем один в своих ночных бдениях у костра, найдя компанию в одном из надсмотрщиков, в ирландце Джереми Хогане, которого сослали за то, что он организовал довольно открыто набор рекрутов для Объединенных Ирландцев Тони Вульфа. Он был молод, всего двадцати шести лет, со сложением великана. В его ярких синих глазах все еще мелькала искорка смеха, которую не смог погасить корабль, привезший сюда ссыльных. Эндрю не принимал всерьез политических убеждений Джереми — он подтрунивал над ним, обрадованный подарку судьбы в лице этого человека. Они тихо беседовали в темноте, глаза их были устремлены на незнакомые звезды южного полушария. Шум реки доходил до них постоянно, как звук каких-то голосов. Эндрю практически ничего не удалось узнать из биографии собеседника, однако в нем несомненно наличествовали образование и воспитание. Джереми Хоган легко повествовал ему в тишине ночного лагеря безо всякого смущения о заветных мечтах в отношении земли, на которой они оба трудились.