Констанс Холл - Мой дорогой герцог

– Хм… Получается, этому новому образованию уже двести лет. Не странно ли, что такая старинная постройка вдруг стала оседать?

– Не знаю.

– Вы не заметили еще где-нибудь трещин?

– Нет, только здесь.

– Передайте лорду Салфорду, пусть пригласит архитектора, чтобы посмотрел трещину. Все это может просто осыпаться. Надеюсь, он не очень часто бывает здесь, – едва сдерживая смех, заметила Келси.

– Зала уже не один год пустует, мисс Келси. С тех пор как умерла мать его светлости, больше семнадцати лет назад.

– Зачем тогда лорд Салфорд задумал ремонт стены?

– О, он просто одержим идеей содержать замок в порядке.

– Понятно. – Заметив неловкость Уоткинса, она прекратила расспросы. Он все равно не признается, что на самом деле случилось со стеной.

Уоткинс расслабился, вздохнул с облегчением и направился к двери.

– Ваша комната здесь, пожалуйста, следуйте за мной, я покажу вам ее.

Келси вздохнула и посмотрела вслед Уоткинсу. Очевидно, кто-то умышленно повредил стену. Но зачем? Ей вообще-то должно быть все равно, раз она получит за это три тысячи фунтов.

Она распишет стену и возьмет причитающиеся ей деньги. Все до цента. Она больше не позволит отцу подписывать выполненные ею портреты, тем более что он согласился на эту работу, даже не посоветовавшись с ней. Может, мужчины и доминируют в мире искусства, но с помощью этих денег она сможет спокойно жить в мастерской, отдать долю отцу, а затем сделать себе имя. Она могла бы дать рекламу в Лондоне. Возможно даже, ей удастся вращаться в высших кругах и завести какие-нибудь связи. Некоторые леди и джентльмены умоляли ее написать их портреты. Но какую цену придется заплатить за мечту? Не будет ли она слишком высокой?

В дальнем конце бальной залы открылась дверь. Келси подняла голову от доски с набросками. Молоденькая девушка внесла поднос. Она была настолько худой, что одежда свободно болталась на ней. В ее ярко-рыжих волосах была видна наколка горничной. Девушка тяжело вздохнула, приподняла поднос, и наколка сползла на лицо. Она не заметила Келси, которая приютилась в дальнем углу комнаты у окна, и направилась к двери, ведущей в комнату художницы.

Келси перевела взгляд на свои наброски и нахмурилась. Она собиралась рисовать сюжеты для фресок на стене. Старые были слишком простыми, однообразными, она хотела сделать что-то новое, эффектное, запоминающееся, но красивые, аристократические руки Салфорда не шли у нее из головы. Как глупо! Она тратила время, снова и снова рисуя их. Келси захлопнула папку с набросками и встала.

Горничная повернулась и во все глаза уставилась на Келси, словно увидела привидение. Она побледнела и, выронив поднос, закричала.

Келси поспешила к ней, но истерика не прекратилась, а лишь усилилась, когда девушка увидела, что Келси идет к ней. Она схватила горничную за плечо и встряхнула.

– Все в порядке, я тебя не обижу, я – Келси Уолларил, художница. Я теперь буду работать здесь, приехала сегодня утром.

Горничная перестала кричать, посмотрела на Келси и постепенно успокоилась, видимо, узнав ее. Приложив руку к сердцу, девушка сказала:

– О, мисс, вы меня напугали, я не ожидала увидеть вас здесь.

– Извини, я не хотела.

Келси наклонилась, чтобы поднять поднос, но из-за упавшей еды он прилип к полу. Келси потянула, поднос оторвался от пола, а Келси по инерции подалась назад и, приземлившись на кусок миндального пирожного, проехала на нем, прежде чем смогла остановиться.

– О, мисс, вы не ушиблись? – Горничная помогла Келси встать. – Позвольте, я уберу здесь. Прошу меня извинить. Вы в самом деле не ушиблись?

– Да нет, пострадала только моя гордость. – Келси улыбнулась.

– О, слава Богу, мисс, я рада, что вы не сердитесь, не то что некоторые, уж я-то знаю. О Боже, это ведь был ваш ужин, вы, наверное, умираете с голоду, а все равно не стали меня ругать. – На глазах у девушки выступили слезы, и, чтобы скрыть их, она взяла с подноса салфетку и принялась вытирать пол.

Келси присела позади нее на корточки.

– Не расстраивайся, ничего особенного не произошло.

Келси подобрала с пола кусок жареной телятины и кинула на поднос, театрально взмахнув кистью. Девушка засмеялась сквозь слезы.

– Как тебя зовут? – спросила Келси, улыбнувшись.

– Мэри… Мэри Симпсон.

– Что же, Мэри Симпсон, – сказала Келси, подражая шотландскому говору горничной. – Я – Келси Уолларил.

– Рада познакомиться. – Мэри широко улыбнулась и вытерла подолом глаза и нос. – Не знаю, что на меня нашло… все из-за этой комнаты. У меня даже мурашки бегают.

Улыбка сбежала с лица Келси. Она ложкой подцепила кусок пудинга и тоже бросила на поднос.

– А что в этой комнате страшного?

– О, мне, наверное, не следует говорить, вам отвели комнату совсем рядом… – Мэри указала на дверь, ведущую в спальню Келси, затем понизила голос и заговорщическим шепотом произнесла: – Но вы должны знать! А они скрыли! Это нечестно!

Мэри замолчала. Келси захотелось встряхнуть ее, но она лишь спросила:

– Что скрыли?

– В этой комнате повесилась последняя герцогиня. – Она показала на люстру. – Вон там.

Келси взглянула на закрытую люстру и представила грустную молодую девушку из портретной галереи с веревкой на шее и золотыми локонами, обрамлявшими бледное лицо…

Вдруг одна из хрустальных подвесок на люстре с легким звоном качнулась. Сердце Келси бешено забилось. Мэри побелела от страха.

В этот момент Келси обернулась и увидела стоящего у двери Уоткинса. Из груди ее вырвался вздох облегчения: легкого дуновения воздуха, проникшего внутрь, хватило, чтобы качнуть подвеску. Келси попыталась успокоиться.

– Что ты наделала, Симпсон? – строго спросил Уоткинс, подходя к девушкам.

– Мэри не виновата, – сказала Келси. – Это я перевернула поднос.

– О! – Голос Уоткинса смягчился. – Симпсон, быстро принеси другой поднос, а потом уберешь здесь.

– Да, сэр. – Мэри подняла поднос, поклонилась Уоткинсу, затем Келси и выбежала из комнаты.

Келси посмотрела на Уоткинса. По его взгляду она поняла, что он обо всем догадался.

– Не сердитесь на нее, – сказала она, помолчав.

– Не буду, если вы не станете верить чепухе, которую она вам наговорила об этой комнате.

– Я не верю в призраков, – ответила она, отчеканивая каждое слово. – А вы, Уоткинс?

– Нет, замок Стиллмор населяют только живые.

Келси взглянула на люстру. Снова одна подвеска шевельнулась, или у нее слишком живое воображение? Она и до этого слышала какие-то странные звуки, когда впервые попала в замок. Келси постаралась отогнать эти мысли. Уоткинс прав. В Стиллморе живет только герцог собственной персоной.

Она взглянула мальчику в глаза, увидела в них улыбку и бросилась к нему в объятия. Было так хорошо, когда он обнимал ее. Он любил ее. Иона любила его так, как никого больше в этом мире.