Констанс Холл - Мой дорогой герцог

Джарроу, Англия, 1823

Келси Уолларил откинула назад тяжелую прядь густых темных волос, выбившуюся из-под ленты. Закусив губу, она отодвинула ведро с углем в сторону и открыла дверь в комнату. Дверь заскрипела на ржавых петлях. Даже не взглянув, не побеспокоила ли она отца, девушка направилась прямо к очагу и с громким стуком поставила тяжелую ношу.

Отец застонал. Это вызвало улыбку на ее лице. Зачерпнув в совок угля, она бросила его на решетку. Грохот угля, высыпавшегося на металл, вызвал очередной стон. Келси еще шире улыбнулась. Она вытерла руки о старый, заляпанный краской передник, поднялась, шагнула к старым занавескам и раздвинула их.

Солнечный свет ударил Морису Уолларилу прямо в лицо. Он зажмурился, и морщинки в уголках его глаз обозначились резче. Он заслонил глаза рукой и простонал:

– Уходи отсюда.

– Вставай, папа. Уже почти полдень, тебе пора работать. – Келси подняла пустую бутылку из-под рома, валявшуюся рядом, и села на стул рядом с кроватью.

Отец не слушал ее.

– О, ма шер, я не могу, я умираю тут. – Он перевернулся и засунул голову под подушку.

– Миссис Уотсон придет позировать с минуты на минуту. – Келси не смогла сдержать отчаяния в голосе. – Я приготовила твою палитру, и в мастерской уже все готово.

– Мои дью! У этой женщины лицо как у вороны. Я не могу смотреть на него с утра. Скажи ей, что я умер.

– Я не стану этого делать. – Келси скрестила руки на груди и укоризненно посмотрела на него, как на непослушного ребенка.

– Допиши за меня портрет, ма шер, ты рисуешь так же, как я, а то и лучше.

– Я практически закончила, миссис Уотсон пришла сюда не затем, чтобы ее портрет нарисовал твой помощник, и ты это знаешь, папа. Она хочет, чтобы это сделал ты, знаменитый французский художник Уолларил. Все, что от тебя требуется, – это несколько завершающих мазков кисти на холсте и твоя подпись.

– Скажи ей, что художник не может работать без вдохновения, что мое вдохновение исчезает, стоит мне взглянуть на нее, скажи ей…

– Ничего у тебя не исчезает, потому что нечему исчезать! А теперь вставай! – Келси стащила подушку с головы отца и, поддразнивая, шлепнула его несколько раз.

Но он даже не пошевелился. Тогда она решила попробовать по-другому.

– Пап, у нас кончился уголь. И в кладовой ничего нет, только несколько реп и пара яиц. Нам нужна новая крыша. И если ты не встанешь и не закончишь портрет, мы будем голодать и у тебя… – Келси говорила, глядя в сторону, но видела, как он подпрыгнул, – не будет денег на твой ром, а в буфете не осталось ни одной бутылки. И тебе придется отказаться от визитов к этим твоим… – Келси чуть было не произнесла «шлюхам», но вспомнила слово, которое отец употреблял, говоря о них, и добавила: – Любовницам. И ты знаешь, что ежемесячное пособие от дяди Беллами уже закончилось. Ты растратил его неделю назад, как только получил.

Отец приподнял опухшие веки и взглянул на дочь налитыми кровью глазами. Годы и образ жизни нисколько не отразились на внешности Мориса. В свои пятьдесят он был все так же красив, темные волосы лишь слегка тронула седина. Он нравился женщинам с первого взгляда, но этим утром не собирался никого очаровывать. Ему бы с постели встать…

– Не смотри на меня так, а то мне плакать хочется. Я знаю, ты несчастлива со мной. – Он посмотрел на нее печальным взглядом.

– О, папа, я на тебя не злюсь. – Она наклонилась, поцеловала его в щеку, поморщившись от запаха перегара и рома, и добавила: – Я просто хочу, чтобы ты встал с постели, ну пожалуйста.

– Нет никакой нужды вставать. У меня есть куда более выгодное предложение.

Келси схватила его за руку, собираясь поднять с кровати, но остановилась.

– Что ты сказал?

– Я сказал, у меня есть куда более выгодное предложение, на три тысячи фунтов. – Он гордо улыбнулся ей, и лицо его просветлело, от чего он сразу помолодел лет на десять.

– Три тысячи фунтов? – Она недоверчиво прищурилась.

– Это правда, ма шер. Герцог Салфорд хочет отреставрировать фрески в бальной зале.

– Герцог Салфорд – Она перешла на крик, и Морис поморщился, схватившись за голову.

– Тише, силь ву пле… моя бедная голова…

– Как ты мог, папа? – Келси отошла к окну, не в силах смотреть на отца.

Она схватилась за подоконник с такой силой, что руки слегка задрожали. Неясный силуэт замка вырисовывался вдалеке на выступе холма. Крепостной ров, мост и боевые укрепления давно были уничтожены, но четыре башни остались нетронутыми. Однако даже они не придали замку более приветливый вид. Он по-прежнему выглядел мрачной средневековой крепостью. Боевые укрепления пугали бедных жителей деревень. Так было и сейчас.

Морис пристально смотрел на дочь, в задумчивости стоявшую у окна. Смотрел, как будто видел в первый раз. Морис почувствовал укол совести. Ее волнистые черные волосы рассыпались по плечам. Карман передника, заляпанного красками, распоролся по швам и болтался. Она носила старые отцовские бриджи и одну из его старых белых рубашек, давно утратившую белизну. Худоба делала Келси похожей на мальчишку и придавала ей трогательный вид.

Куда умчались годы? Он был никудышным отцом. Слезы навернулись ему на глаза. Он сморгнул, спустил ноги с кровати, сделал шаг – и все поплыло перед глазами.

– Мы сможем спокойно прожить на эти деньги, о да. – Он старался, чтобы его голос звучал увереннее.

Дождавшись, пока комната перестанет вращаться, он подошел к дочери и взял ее маленькие ручки в свои. Ее голова едва доставала ему до плеча, и ему пришлось наклониться, чтобы заглянуть в ее большие зеленые глаза. Он провел пальцем по ее руке.

– Не сердись, ма шер. Я только хочу, чтобы тебе было хорошо.

Она открыла рот, чтобы возразить, но он жестом остановил ее:

– Посмотри на свои руки, они покраснели и потрескались от работы по дому. У твоей матери были такие же, и это меня убивало. Я готов продать душу дьяволу, только бы у тебя были нежные белые ручки.

Она сдвинула брови и выдернула руки из рук отца.

– Принять заказ от Салфорда – все равно что продать душу дьяволу, папа.

– Это не важно. Я куплю тебе новую одежду и украшения, чтобы ты не ходила, как оборванка. Взгляни на себя: тебе двадцать, ты прекрасная молодая девушка, весенний цветок, его должен сорвать достойный мужчина.

– Я некрасива, папа. Гриффин говорит, что я тощая, как водосточная труба, а глаза у меня, как у теленка.

– Да что Гриффин понимает! Он тебе как брат. Любой почтет за честь взять тебя в жены!

Она упрямо вскинула подбородок:

– Если для достойного мужчины главное – красивая одежда, то мне лучше остаться старой девой. Я предпочла бы всю жизнь носить обноски, чем смотреть, как ты унижаешься и работаешь на лорда Салфорда.