Лиз Карлайл - Один маленький грех

— Она тебе это сказала? Куин порозовел.

— Тебя это точно не касается, но да. Она так сказала. Аласдэр тяжело сглотнул. Пытался обдумать услышанное. У него было чувство, что он тонет.

— Куин, ты уверен? — Он задохнулся. — Ты уверен, что она этого хочет? Ее… ее тетушка не принуждает ее?

— Ее тетя ничего не знала, пока дело не было слажено, — отвечал его друг. — Леди Таттон, конечно, взволновалась. Нет, Эсме никто не принуждал. Бог мой, Аласдэр! В чем дело? Ты ведешь себя, как собака на сене. Если ты хотел ее, у тебя были все возможности.

— Я отец ее сестры, Куин, — проскрежетал он. — Не говоря о том, что я почти на пятнадцать лет старше ее. Что я хочу и чего не хочу — сложный вопрос.

— Да, тут ты совершенно прав, — согласился Куин. — Потому что она приняла мое предложение. — Он уселся на стул, с которого перед тем вскочил Аласдэр, и какое-то время наблюдал за другом. — Черт, я думал, ты будешь рад. Я думал, так лучше для Сорчи. Для всех нас.

Аласдэр продолжал мерить шагами пол от одного окна до другого, но Куин молчал.

— Ты ее не стоишь, Куин, — сказал он наконец. — Ты сам это знаешь. Ты не можешь предложить ей сердце и любить ее так, как она того заслуживает.

— Из-за Вивианы, ты имеешь в виду? — Теперь он открыто ухмылялся.

— Из-за нее и из-за всех женщин, которые были после нее, — сказал Аласдэр. — Господи, после всех этих женщин и проституток ты, Куин, мостишь дорогу в ад. Эсме невинна, побойся Бога! Подумай, что ты делаешь!

Но Куин бросил на него подозрительный, косой взгляд.

— Она сказала, что вовсе не невинна, — произнес он удивительно спокойным голосом. — Может быть, Аласдэр, тебе следует кое-что рассказать мне?

Аласдэр выдерживал его взгляд целую вечность.

— Будь добр к ней, — в конце концов произнес он сквозь стиснутые зубы. — Вот что я хотел тебе сказать. Будь добр к ней, Куин, или, Богом клянусь, я даже не стану вызывать тебя на дуэль. Я просто всажу тебе нож между ребер.

Куин крепко ухватился за подлокотники кресла, как если бы старался удержать себя от резких поступков. Аласдэр жаждал обратного. Он хотел, чтобы Куин набросился на него с кулаками, тогда у него было бы некоторое оправдание, он смог бы дать себе волю и зайти очень далеко.

Но ему не повезло. Куин поднялся и склонил голову в легком поклоне.

— Мама вскоре собирается дать обед в Арлингтоне, — сказал он с невозмутимой холодностью в голосе. — Только для близких друзей и родственников, чтобы отпраздновать помолвку. Я хочу, чтобы ты и Меррик присутствовали на нем.

— Я скорее всего не приеду, — отвечал он. — За брата не могу говорить.

— Я повидаюсь с Мерриком, — ровно сказал Куин. — Но если ты не приедешь, это будет выглядеть очень странно. Ты один из моих близких друзей. Кроме того, мама считает — ей так сказали, — что вы с Эсме дальние родственники.

— Думаю, леди Таттон постаралась, — буркнул Аласдэр.

— Именно так, — подтвердил Куин. — А теперь, Аласдэр, ради нашей давней дружбы, скажи, ты приедешь?

Аласдэр пожал плечами.

— Я подумаю над этим, — сказал он.

Последующие несколько дней Эсме провела в прогулках с лордом Уинвудом, прихрамывая и опираясь на его руку. Они ездили в парк, побывали в зоосаде, обедали с друзьями и посетили новую выставку в Британском музее. Несмотря на глубоко сидевшую в ней печаль, Эсме обнаружила, что в обществе Куина ей легко. Уинвуд был добр, вел себя по-дружески и не предъявлял к ней больших требований. Он ей настолько нравился, что у нее появилось смутное чувство вины. Ведь где-то могла быть женщина, идеально подходящая для него. Которая могла бы дать ему такие любовь и привязанность, каких он заслуживал.

Их помолвка всех удивила. Она запоздало узнала, что, судя по книге записей пари в «Уайтсе», где Куин постоянно фигурирует, чаша весов, по мнению общества, скорее склонялась к тому, что он вообще никогда не женится. Тетя, судя по всему, не ошибалась относительно его репутации нераскаявшегося волокиты. Но когда Эсме поддразнивала его этим, он только прищуривал глаза и смеялся.

Утренние часы Эсме по большей части посвящала Сорче, Аласдэра она совсем не видела. Ей оставалось гадать, что он думает о ее помолвке. Хотелось думать, что ему хоть немного больно, хотя она понимала: такие мысли — чистое ребячество. А может быть, он вообще не знает о помолвке. Еще вероятнее — его мысли заняты совсем другим, например, миссис Кросби, что совершенно естественно. И еще есть эти две белокурые актрисы.

При свете дня она старалась думать об этом спокойно. Старалась вытравить из памяти свои первые горько-сладкие недели в Лондоне, когда случайная встреча с ним на лестнице заставляла ее сердце бешено биться, переворачивала все внутри ее.

Теперь, когда в ее присутствии упоминали Аласдэра, она научилась принимать вид вежливого безразличия. Совершенно сознательно. Но по ночам ей не удавалось справиться с собой. Ночами она вспоминала запретные поцелуи и жаркие объятия. Вспоминала, как задрожали его руки, когда он первый раз прикоснулся к ней. Это было прикосновение опытного обольстителя, да. Но в нем были трепет и радость.

С самого начала женская интуиция говорила ей, что Аласдэр к ней неравнодушен. Она не могла понять, что это значит и почему он не поговорит с ней об этом. В свои двадцать два года она чувствовала себя почти такой же неопытной, какой была в глазах Аласдэра. Но если взглянуть правде в глаза, о чем можно было говорить? Он «не из тех, за кого выходят замуж». А она — она, конечно, дурочка. Она так глупо, глупо влюбилась в него.

Вторая неделя после помолвки не совсем походила на первую. Она меньше видела лорда Уинвуда, и при встречах он держался более холодно. Перемена была столь очевидной, что Эсме начала подозревать, не почувствовал ли он ее влечение к Аласдэру. Но когда она выразила обеспокоенность тем, что, возможно, они поторопились, лорд Уинвуд весело рассмеялся и звонко чмокнул ее в щечку.

Это совершенно не вязалось с досадой, которая читалась в его глазах. Еще хуже было то, что после жарких объятий Аласдэра она испытывала глубокое разочарование. До ее сознания постепенно доходило, что с этим мужчиной ей вскоре предстоит делить постель. Она не была уверена, что это ей по силам.

Как-то она попробовала заговорить об этом с тетей Ровеной, но слова не шли с языка. Ей захотелось навестить миссис Кросби, но это был бы совсем безрассудный поступок. Что она смогла бы узнать у бедной женщины? Правду? Правда могла оказаться хуже, чем незнание. А у миссис Кросби своих проблем было предостаточно. Измученная противоречивыми чувствами, Эсме принялась писать Аласдэру письма с сообщением о своей помолвке; первое было сухим и формальным, второе — почти приветливым, а третье — лихорадочным и умоляющим. Ей было стыдно за каждое, и она рвала их одно за другим. Не было смысла писать. Он не хочет ее, она ему никто. И Эсме продолжала появляться на прогулках и приемах, опираясь на руку лорда Уинвуда, пока не перестала болеть нога, а поездка в Бакингемшир с каждым днем приближалась.