Мэнделин Кей - Бесценная

Эллиот несколько секунд взирал на нее, затем пересел к ней. Либерти мгновенно вся напряглась, однако не отодвинулась.

— Мне гораздо более грустно за вас, чем вы можете себе представить.

— Вы говорите так, что я готова поверить в вашу искренность. — Либерти никак не ожидала от него такого откровенного признания и изумленно заглянула ему в глаза.

— Несмотря на то, что вы могли обо мне подумать, я тем не менее способен на сострадание. Более того, я сожалею, что не дал вам возможности убедиться в этом.

— Нет, — возразила Либерти и для храбрости набрала полную грудь воздуха, — это мне должно быть стыдно. Ведь я приняла решение. Просто мне немного не по себе, и я прошу извинить меня.

— Вам в очередной раз угрожали?

— Нет. Сегодня я весь день провела одна. Чему я, честно говоря, несказанно рада.

— Если та сцена, которой я стал свидетелем в вашей гостиной, лишь одна из тех, что постоянно имели место с момента кончины Ховарда, что ж, в таком случае мне понятны ваши чувства.

— Неужели? — Либерти от изумления распахнула глаза. Эллиот не устоял перед искушением взять ее нежную руку в свою.

— Разумеется. Людям не пристало сносить оскорбления.

И вновь в ее глазах мелькнуло изумление, а на губах заиграла легкая улыбка.

— Позвольте спросить вас, Дэрвуд, откуда вам это известно? Осмелюсь заметить, что во всем Лондоне не найдется ни единого человека, который бы рискнул навлечь на себя ваш гнев.

— Вы так считаете?

— Все трепещут при упоминании вашего имени, и вам это, кстати, нравится. И не вздумайте отрицать.

Почему-то ее слова встревожили Дэрвуда. И хотя он давно уже привык презирать чужое мнение, ему почему-то хотелось, чтобы Либерти поняла, пусть и не до конца, что стоит за его вспышками гнева.

— Так было не всегда, — негромко констатировал он. — Людей формирует их жизненный опыт. В этом отношении я такой, как все.

— Не означает ли это, что ничто человеческое вам не чуждо? Просто вы научились скрывать свои недостатки и слабости лучше, чем окружающие вас люди.

Дэрвуд задумчиво провел по ее руке большим пальцем.

— Должен признаться, последние несколько дней я был ужасно занят. В мои планы не входило обсуждать с вами мои поступки, однако, прежде чем мы с вами произнесем обет верности друг другу, пожалуй, лучше это сделать.

— То есть вы намерены отчитать меня?

— Отнюдь.

— То есть вы не намерены заявить, что мне давно пора знать, что не женское это дело — взвалить на себя ответственность за состояние оставленных Ховардом предприятий? Что мне ни в коем случае не следовало проникать в дом к Брэкстону? Откройтесь, как долго вы еще злились на меня после того, как мы расстались?

— Всю ночь.

— И до сих сердитесь?

— Нет.

— Это почему же?

— Потому что начиная с сегодняшнего вечера вы наконец постоянно будете в поле моего зрения. Так что на повторение вчерашних ночных приключений даже не надейтесь.

— Должна ли я понимать, что это самый больной для вас вопрос? Или вы рассчитываете в конце концов убедить меня в том, что я должна сложить с себя это бремя, перепоручив его кому-то другому, кто располагает большими знаниями и опытом?

— Я не могу представить никого, кто справится с этой задачей лучше вас. А если и найдется кто-то, кто располагает большими знаниями и опытом, то только потому, что высшее общество еще не готово признать, что вы умнее большинства мужчин, с которыми вам доводилось иметь дело.

Либерти тоже была не готова услышать из уст Дэрвуда подобные речи и потому смотрела на него в полном замешательстве.

— И я еще имела наглость обвинять вас в примитивном мышлении! Господи, я даже понятия не имела, Дэрвуд, что вы разделяете прогрессивные идеи!

— Знаете, до сего момента и я тоже. Либерти рассмеялась его признанию:

— Вы поразили меня, милорд!

— Что ж, смею думать, так оно и есть. Более того, в мои намерения входит и далее это делать, причем регулярно.

Если Либерти и уловила в его словах скрытый смысл, то сделала вид, что не поняла.

— Если я соглашусь с тем, что да, я вас до сих пор недооценивала, — она наклонилась к нему и понизила голос едва ли не до шепота, — вы прекратите смотреть на меня так, как сейчас?

От ее прически отделился одинокий локон, упав соблазнительным завитком на белый изгиб плеча. Дэрвуд усилием воли заставил себя оторвать от него взгляд и спросил:

— А как я на вас смотрю?

— Как хищник. Точно так же вы смотрели на меня в карете прошлой ночью. У меня сложилось впечатление, что тот в высшей степени странный инцидент в вашем кабинете прочно засел у вас в голове.

— Вы не ошиблись, — ответил он, скорее поняв, чем увидев, как ее лицо заливает румянец.

— Должна вам признаться, мне до сих пор неловко после того случая..

— Об этом я и хотел бы поговорить с вами, Либерти.

— Господи, неужели вы и впрямь намерены обсуждать эту тему? Если да, боюсь, я просто не вынесу конфуза. Я до сих пор удивляюсь, как позволила вам до такой степени вскружить мне голову, что я забыла о правилах приличия. Кстати, Дэрвуд, я тогда не шутила. Я бы не хотела ничем осложнять наш брак.

— Безусловно.

Ее рука по-прежнему покоилась в его ладони, и Дэрвуд, погладив запястье, нащупал пульс и прижал его большим пальцем.

— Я бы не хотел сейчас говорить об этом, хотя, уверяю вас, пока не пришел к окончательному мнению на сей счет. В данный же момент хотел бы поговорить о Ховарде.

Либерти замерла, как попавшая в силок птица.

— Не кажется ли вам, что сейчас это несколько неуместно, тем более если учесть, что мы с вами направляемся на церемонию бракосочетания?

— А по-моему, более подходящий момент даже трудно себе представить.

— Мне бы не хотелось обсуждать с вами мои отношения с Ховардом.

Дэрвуд сильнее сжал ей руку.

— Я от вас этого и не жду. Просто подумал, вам легче будет понять меня, если мы обсудим с вами мои отношения с ним.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Либерти, высвобождая руку.

— А вам самой не приходило в голову, почему это я последние пятнадцать лет с таким завидным упорством прилагал усилия к его крушению?

— Я… а почему вы думаете, что Ховард мне ничего об этом не рассказывал?

— Он бы не посмел.

— А вы посмеете?

— Я так решил.

— А если я вам не поверю?

Дэрвуд на миг задумался. Что ж, у Либерти имеются все основания не верить ему. То, что он намеревался рассказать ей, бросало черную тень на человека, которого она на протяжении почти десяти лет привыкла считать своим защитником и благодетелем.

— Мне кажется, мы общаемся с вами на другом уровне, нежели остальные люди: я понимаю вас, вы понимаете меня. Знаете, это хорошее предзнаменование для нашего совместного будущего.