Джэсмин Крейг - Империя сердца

Хомайра легко стукнула девушку по затылку:

— Якуб для тебя «господин». Кто тебя воспитывал? Сколько раз я должна тебе говорить одно и то же?

— Не знаю, — пожала плечами Шири. — Как бы я ни называла «господина», он не возражает. В постели он предпочитает, чтобы я говорила ему просто «Якуб».

— Иди отсюда! — крикнула на нее Хомайра. — Приготовь тюфяк для жены Рашида и добудь какую-нибудь одежду. Скромнее надо быть, поняла?

Скривив губы, Шири выпорхнула из комнаты, а Хомайра, обреченно вздохнув, заметила:

— Старею я. От Шири совсем житья нет. А ведь раньше у нас была такая дружная семья.

— Ничего, забеременеет — угомонится, — утешила хозяйку Люси.

Очевидно, афганская семья тоже имела свои недостатки. Увы, когда любишь мужа, проблемы всегда находятся.

— Ты представляешь, какие дети у нее родятся? — все не могла успокоиться Хомайра.

Тем временем воины развлекались, дразня хана: спускали ему на шесте бутыль с шербетом, он тянулся к ней, а они в последний момент поднимали шест и довольно хохотали.

— Мужчины так и остаются мальчишками, — неодобрительно заметила хозяйка. — Наслаждайся жизнью, жена Рашида, пока ты одна в зенане у своего мужа.

Люси завернулась в одеяло и направилась на женскую половину дома.

— Хороший совет, Хомайра. Буду ему следовать.

Пять томительных дней провела Люси в зенане. Эдуард видел ее не чаще одного раза в день — когда она выходила подышать свежим воздухом, со всех сторон окруженная женами и дочерьми Якуба. Люси сидела на солнце и мотала пряжу, как и остальные женщины.

По ее виду Эдуард заключил, что физически она быстро крепнет. Каким-то чудом Люси избежала лихорадки, а большая потеря крови не вылилась в общий упадок сил. Вид у нее все еще был болезненный, но с каждым днем она выглядела все лучше. Бледность постепенно исчезала, и молодая женщина уже не казалась такой хрупкой и надломленной. Отдых и сытная пища вернули румянец на ее щеки.

К сожалению, душевное состояние выздоравливающей оставляло желать лучшего. Эдуарду никак не удавалось поговорить с ней по душам, но он видел, как грустен ее взгляд, какие тени залегли под ее глазами. Хомайра рассказывала, что она спит по двенадцать часов в сутки, но вид у Люсинды все равно был усталый и невыспавшийся. При таком количестве свидетелей Эдуард даже в краткие минуты общения не мог спросить ее ни о чем важном.

Лишь на шестой день им представилась возможность немного поговорить, но времени было так мало, что они едва успели обсудить планы на будущее. И все же для Эдуарда это было огромным счастьем. За пять дней он истосковался по разговору с глазу на глаз.

— Милая, я должен спросить тебя, скоро ли ты почувствуешь себя в состоянии совершить переход в Индию?

— Нам придется идти пешком? — спросила она, не глядя ему в глаза.

— Нет, Якуб готов продать тебе коня, а если тебе трудно ехать на коне, то осла.

— На лошади удобней и быстрее. Когда мы должны ехать?

— Это зависит от тебя. Когда ты окрепнешь.

— Значит, ты ждешь меня?

Из-за решетки, где держали куварского хана, раздался рев ярости. Хан вел себя в плену самым постыдным образом, и местные ребятишки развлекались как могли. Люси услышала звуки ударов и поморщилась — мальчишки забрасывали хана камнями.

— Вот уж не думала, что мне когда-нибудь будет жалко Хасим-хана.

— Нечего его жалеть. Скоро его выкупят, он вернется домой и отомстит за унижение своим подданным. Изобьет своих жен, рабов, танцоров.

Люси впервые улыбнулась.

— Да, ты прав. Меня удивляет, что куварские старейшины вообще согласились выкупить эту гадину.

— Что поделаешь, они должны защитить честь своего племени. Сам Хасим-хан им, конечно, не нужен. Не удивлюсь, если по возвращении хан обнаружит, что его место занял один из сыновей.

— С моей стороны, наверно, очень немилосердно говорить, что я рада тому, что он сидит в клетке?

— Ужасно немилосердно. Но вполне объяснимо. Хочешь, я заставлю его целовать тебе туфлю?

Тут Люси засмеялась уже в голос:

— Не стоит. Мальчишки сполна отомстили ему за мои страдания.

— Надо бы все-таки наведаться спросить, как там поживают мои энфилдские ружья. Я не такой добрый, как ты. Как ты себя чувствуешь, Люси? Сможешь ли ты совершить это трудное путешествие? Ведь сейчас перевалы почти непреодолимы.

— Я знаю, тебе необходимо скорее вернуться в Индию.

— Не стану тебя обманывать. Я должен как можно скорее доставить туда бумаги, подписанные ханом Абдур-Рахманом, и отчитаться о встрече. Но твое здоровье для меня важнее всего на свете. Мы отправимся в путь не раньше, чем ты почувствуешь себя готовой.

— Мы что, поедем одни? — спросила Люси, видя, что разговор подходит к концу, — вокруг уже начала собираться стайка любопытствующих женщин. — Ты не боишься, что твои документы могут похитить?

— Якуб отправит с нами своих лучших воинов, — ответил Эдуард. — Он верный сторонник хана Абдур-Рахмана. Дело в том, что они двоюродные братья и по материнской, и по отцовской линии. Курумцы взяли под наблюдение все перевалы еще с того дня, когда хан Абдур-Рахман покинул Ташкент.

— Ты хочешь сказать, что за Бруно и его солдатами все время следили? А я удивлялась, что никто нас не остановил.

— Конечно, за вами следили. Якубу сразу сообщили о том, что через перевал перешел отряд и что там есть женщина. Но мне, конечно, и в голову не пришло, что это ты. Лазутчики сказали, что женщина, должно быть…

— Безнравственная особа? — вежливо спросила Люси.

— Да, нечто в этом роде. — Глаза Эдуарда весело блеснули. — Хотя я вообще-то мог бы сообразить, что за женщина сопровождает нашего друга Бруно. Вряд ли найдется «безнравственная женщина», которая осмелилась бы добровольно пересечь Хайберский перевал в начале зимы.

— Я сделала это не добровольно, Рашид, — вздохнула Люси. — Я не собиралась следовать за тобой в Афганистан.

— Поговорим об этом позже, — сказал он, предостерегающе дотронувшись до ее плеча. — Но ты мне не ответила. Когда мы сможем отправиться в путь? Через неделю? Через пять дней?

— А может, завтра? Как ты думаешь, могли бы мы уехать уже завтра?

Путешествие через горы в зимнюю пору было тяжелым и нудным. Якуб лично сопровождал Раши-да, взяв с собой больше двадцати воинов, поэтому засады можно было не опасаться. Отряд двигался быстро, не забывая, однако, высылать вперед дозорного. Этого можно было бы и не делать, потому что клан Якуба безраздельно властвовал в местных краях.

Днем Люси тряслась в седле, а ночью ложилась на одеяло, пила горячий чай, ела и засыпала. Даже при полном отсутствии обязанностей она смертельно уставала, а сон ее по причине лютого холода был прерывистым и некрепким.