Конни Мейсон - Нежная ярость

– Излишне говорить, что Филип отыскал меня и вернул на корабль. По какой-то неясной причине я была больна и до сих пор не вполне поправилась.

– А вы уверены, что Сент-Сир не причинил вам никакого вреда? Может быть, он оставил вас без помощи, когда вы были больны? – спросил Марсель резко, представив себе Габби, больную и беспомощную, перед гневом Филиппа.

– Нет! – возразила Габби, которая вспомнила синяки на своем теле, нанесенные, когда она была без чувств, но решила не раскрывать Марселю всю глубину жестокости Филиппа. – Когда я болела, Филип был нежным и заботливым.

– Трудно в это поверить! – усмехнулся Марсель.

– Это правда, Марсель, хотя мне самой было трудно поверить в это в свое время. Именно тогда он объявил мне, что не будет препятствовать мне, если я захочу уйти от него.

– Филип так сказал? – Лицо Марселя выражало крайнюю недоверчивость. – А он не говорил, что собирается дать вам развод?

– Нет! Он ясно дал понять, что никогда не согласится на развод, что если я решу... жить с вами, то это будет без развода.

– И вы тем не менее выбрали меня, моя милая? – закричал Марсель и обнял ее со слезами на глазах. – Вы никогда не пожалеете о своем решении, обещаю вам. Я всегда буду любить и охранять вас.

– Подождите, Марсель! – воскликнула Габби, высвобождаясь из его объятий. – Вы должны кое-что понять. Я не могу сейчас думать о том, что будет после рождения ребенка. Я не даю никаких обещаний насчет нашей будущей жизни.

– Я говорю тебе «ты», моя дорогая Габби. Твой ребенок теперь мой ребенок по тому праву, что отец от него отказался, – твердо сказал Марсель. – А когда родится наш ребенок, я отвезу тебя во Францию и лично подам судебное прошение о разводе.

– Вы готовы даже на это ради меня?

– Ради нас, моя дорогая, ради нас. Разве ты не знаешь? Неужели ты не догадываешься? Я люблю тебя, люблю с того самого дня, когда впервые увидел на борту «Стремительного» – юную новобрачную, несчастную в своем замужестве. Уже тогда я надеялся, что однажды ты станешь моею. Теперь эта надежда станет явью.

И потрясенный исполнением своей самой заветной мечты, Марсель, сжигаемый желанием, стал осыпать поцелуями ее шелковистую кожу. Рука Марселя скользнула на ее живот, и он бережно погладил его. Он словно почувствовал ребенка, ему уже хотелось любить и лелеять его, как своего собственного.

– Похоже, что ты говоришь искренне, Марсель, – с удивлением произнесла Габби. – Я верю, что ты стал бы любить ребенка Филиппа как своего собственного.

– Нашего ребенка, дорогая, – поправил ее Марсель. – Я уже принял на себя ответственность. Я до последнего дыхания готов защищать вас обоих.

– Я верю тебе, Марсель, – устало сказала Габби. – Но сейчас я никоим образом не в силах думать о будущем. Я растерянна, обижена и измучена. Сейчас я нуждаюсь в твоей дружбе.

– Мой дом – это твой дом, любимая. Я ничего от тебя не прошу и не требую никакой награды, кроме возможности наслаждаться твоим обществом и вместе с тобой радоваться твоему ребенку. А теперь, – добавил он, обеспокоенный усталым выражением ее лица, – быстро в постель. – Он легко поднял ее на руки и отнес в спальню для гостей, где положил на кровать. – Я пришлю к тебе Тилди, которая о тебе позаботится.

До этой минуты Габби не отдавала себе отчета, что она по пояс обнажена. Но теперь, перехватив пылкий взгляд Марселя, покраснела и схватилась за края корсажа, чтобы прикрыться.

– Прости меня, милая, – сказал Марсель, – но мне пришлось распустить шнуровку, когда ты лишилась чувств.

– Я понимаю, Марсель, понимаю, – сказала Габби, пунцовая от смущения, – не стоит извиняться. Я... я благодарна тебе.

– Я хочу, чтобы ты знала, что никогда не воспользуюсь твоим доверием и не совершу ничего, что могло бы разрушить твое отношение ко мне. Как бы сильно я тебя ни желал, я никогда не стану добиваться тебя силой, как это делал Филип.

Габби при этих словах почувствовала себя спокойнее и вздохнула:

– Спасибо, Марсель. Ты так добр ко мне. Хотела бы я... хотела бы любить тебя так же, как ты любишь меня.

– Это придет со временем, дорогая, – уверенно улыбнулся Марсель.

После того как Марсель оставил Габби на заботливое попечение Тилди, он вышел из дома, с мрачной решимостью прошагал небольшое расстояние до доков и вошел в большое здание, где располагалась контора Судоходной линии Сент-Сира. Марсель не смотрел ни направо, ни налево и прошествовал прямо к двери, на которой было выгравировано имя Филиппа Сент-Сира. Клерк, сидевший в приемной, заметил выражение лица Марселя и не пытался остановить его. Марсель ворвался в кабинет Филиппа и с силой захлопнул дверь.

Филип встревоженно вскинул голову, но его глаза скрыли чувства, бушевавшие в нем, при виде Марселя.

– Я так и думал, что застану тебя здесь, Сент-Сир, – сказал Марсель с ледяным спокойствием.

Первой мыслью Филиппа было беспокойство о Габби.

– В чем дело, Дюваль? Что-то случилось с моей женой? – Марсель не мог не обратить внимание, что Филип подчеркнул голосом слово «жена».

– Именно этот вопрос я и хотел задать, Сент-Сир. Что с ней случилось? Дураку ясно, что она не здорова. Если ты мне не скажешь, я буду вынужден пойти за ответом к доктору Рено. Если я выясню, что ты причинил вред Габби или ее ребенку, я убью тебя. – Все это Марсель произнес с холодным бешенством, сам поражаясь силе своих чувств.

Последовала чрезвычайно долгая пауза, во время которой Филип пристально вглядывался в лицо Марселя. Потом, видимо удовлетворенный увиденным, он произнес:

– Я не виню тебя, Дюваль, за то, что ты заботишься о благополучии твоего ребенка. – Он сделал нарочитую паузу, и, когда Марсель не возразил, лицо Филиппа омрачилось. – Но это не уменьшает мою ненависть к тебе. Дважды за последнее время Габриэль покидала меня, но на этот раз я отпустил ее, потому что она носит твоего ребенка. А после ее ужасного испытания в Норфолке у меня не хватило духу силой забрать ее в Бельфонтен.

– Так что именно случилось в Норфолке? – настойчиво спросил Марсель. – Габби так мне и не рассказала, потому что была очень удручена. Я полагаю, произошло нечто столь ужасное, что она не смогла об этом говорить. И в этом я обвиняю тебя.

Марселя поразило выражение боли, промелькнувшее на лице Филиппа.

– Раз уж дело касается здоровья твоего не рожденного ребенка, я скажу тебе, что именно произошло в Норфолке, когда Габби ушла с корабля одна, – вздохнул Филип, и его голос был печальным. – Не могу сказать тебе, что мое поведение безупречно, потому что, когда я узнал, что Габби жила с тобой как любовница после моего отъезда с Мартиники, я пришел в ярость и решил заставить ее страдать за тот позор, который она на меня навлекла. Я прямо признаюсь, что вел себя с ней очень сурово, но я никогда не причинил бы ей физической боли. Я хотел лишь сломить ее дух, чтобы она стала кроткой и любящей женой. Потом наступило самое ужасное... она обнаружила, что беременна. Да, разумеется, она пыталась убедить меня, что ребенок мой, – горько засмеялся Филип. – Когда я отказался поверить в ее ложь, она сбежала с корабля в Норфолке и сознательно поставила себя в положение, которое чуть не стоило жизни и ей, и ее ребенку.