Шарлин Рэддон - Навеки моя

Драгоценные часы были безвозвратно потеряны – отряду спасателей пришлось пробираться через лес, потому что дорога была полностью размыта. Они проехали много миль, пока смогли переправиться через поток воды, который и размыл дороги. Лошадь Бартоломью наступила на острую ветку и захромала. Он оставался неестественно спокойным, пока его спутники искали ближайшее жилье, где можно было бы поменять лошадь. Наступившее утро укрепило их надежду. Даже, несмотря на все еще продолжающийся шторм, днем двигаться было все равно гораздо легче.

Но он и не заметил тумана.

Они растянулись на склоне Нетартс, голодные, промокшие, продрогшие и настолько уставшие, что Кельвин был уверен – все будут спать даже стоя, если Бартоломью позволит им простоять на одном месте достаточно долго. Старый доктор взял дело в свои руки.

– Сынок, – обратился он к Бартоломью, – я знаю, что ты переживаешь о тех, кто сейчас остался на маяке, но, голодные и промокшие, мы будем настолько слабыми, что когда доберемся туда, то уже будем не в состоянии оказать помощь кому бы то ни было. Португи Джой живет в четверти мили от залива, и я знаю, он накормит и обогреет нас. Ты можешь делать то, что считаешь нужным, а я поеду к Джою.

Когда доктор Уилле на своей серой кобыле отъезжал в сторону, Кельвин услышал, как Бартоломью пробормотал что-то о том, как хорошо было бы, если бы у доктора был один подбородок, а не три. Но когда Португи Джой раздавал нежные куски вяленого лосиного мяса, Бартоломью ел так же жадно, как и все остальные.

После того как люди переоделись в сухую одежду, которую они везли в непромокаемых мешках, отряд продолжил свой путь. Теперь они двигались на север, вдоль прибрежной дороги. Из-за тумана они двигались медленно, особенно там, где дорога проходила рядом с обрывом и можно было легко сорваться в бушующий океан. Через милю после Нетартс на дороге лежало сломанное ветром дерево. Пока Кельвин смотрел, что можно с ним сделать, Бартоломью дико кричал и в ярости бил ногами ни в чем неповинный папоротник.

Вскоре после обеда ветер разогнал туман. В воздухе пахло предстоящим дождем, а температура упала градусов на десять.

Стоя на вершине башни маяка и глядя в окно, Эри слушала, как шумит, завывает, свистит ветер в железной кровле. От этих звуков у нее волосы встали дыбом, и она вздрогнула. Она убеждала себя, что привидений не существует в природе и что ни у одного из них нет причин прилетать сюда по ее душу.

Разве что Хестер.

Греки сказали бы, что Хестер не умерла с миром, и поэтому она упырем бродит по свету. Эри невольно заулыбалась, когда представила себе, как Хестер летает по свету со здоровенными зубами наружу. Если бы кто-то и мог возвратиться на землю и выслеживать тех, кто еще жив, так это могла быть только Хестер. Но образованный ум Эри говорил ей, что это все – глупые фантазии, существующие, чтобы пугать неразумных детей в дождливые ночи.

В огромном фонаре уже почти заканчивалось горючее. Когда Эри вошла в хранилище топлива, прямо у нее перед лицом вверх по паутине побежал паук. Эри не смогла удержать крика ужаса, который сорвался у нее с губ. Она схватилась рукой за сердце, которое, казалось, выскочит у нее из груди, и пожурила себя. Неужели она так испугалась какого-то маленького паучка?! И это после всего того, что ей пришлось пережить за последние два дня!

Балансировать двадцатилитровыми ведрами с керосином, чтобы не расплескать их, – очень утомительная работа. Сначала нужно было спуститься с ними вниз по лестнице к маяку, а затем подняться по лестнице уже внутри маяка, чтобы добраться до фонаря. Ее плечи и руки болели от напряжения. Все ее платье было покрыто грязью, паутиной и масляными пятнами. Выбившись из сил, она вернулась в дом.

К вечеру Эри поняла, что начинается новый шторм, еще более сильный, чем тот, который бушевал прошлой ночью. Ветер гудел так, как будто в трубы дули тысячи разгневанных духов. Дождь что есть силы стучал в окна. Громадные, вековые сосны и ели раскачивались, как былинки. У Причарда поднялась температура, и он был слаб. Сим наконец-то пришел в себя, за что Эри мысленно возблагодарила Бога. У него сильно болела голова, но разум оставался ясным. Порция горячего питья со снотворным вновь ввергла его в глубокий сон, но уже сон исцеляющий.

Она спешила обратно к маяку вдоль по вымощенной деревом тропинке, крепко держась за натянутую в виде поручня веревку. Эри боялась, как бы громовые раскаты волн, бьющихся об утес, и дикий шум ветра не оглушили ее.

Но опасность была намного более реальна, чем она себе представляла.

Ветер вертелся в ее юбках, наполняя их, как паруса, и пытаясь оторвать ее от земли. У нее перед глазами отчетливо промелькнули последние моменты жизни Ксеноса. Тот утес был всего в десяти ярдах от нее. Она знала, что она может запросто повторить судьбу дяди, если отпустит веревку.

Дюйм за дюймом продвигалась она к маяку, двигаясь на четвереньках. Ее юбка цеплялась за деревянные доски.

Левой рукой она держалась за веревку, а правая рука уже вся горела от заноз. И дальше держать в руке фонарь было не тяжело, но опасно. Ей нужны были обе ее руки, чтобы бороться за жизнь, поэтому она бросила фонарь.

Временами порывы ветра были такими сильными, что она не могла двинуться ни назад ни вперед, опасаясь, что ее сдует с мостика и сбросит с утеса вниз, в бушующий океан.

В ее голове проносились молитвы, а когда она переборола ужас и панику, только его имя: Бартоломью, Бартоломью, Бартоломью.

Одной рукой она охватила столбик, а второй она попыталась расстегнуть юбку, которая сейчас угрожала ее жизни. Когда это не получилось, она сорвала ее с себя и бросила вниз, оставшись только в нижнем белье и рубашке. Выброшенные части одежды долго кружились, влекомые ветром, пока не упали в бушующую пучину.

Затем пошел дождь. Струи воды поливали ее почти обнаженное тело, текли по спине и груди под блузой. Заколки ветер вырвал из ее волос уже давно, и теперь ее локоны ниспадали тысячей тонких нитей. Они лезли ей в рот, забивались в глаза. Они спутывались с веревкой, за которую она держалась, и ей приходилось вырывать их с корнями.

Передвигаясь то шагами, то на четвереньках, ухватившись изо всех сил за веревку, с разодранными в кровь коленами, дюйм за дюймом продвигалась Эри к маяку. Она спускалась по ступенькам на спине. Одна ступенька за одно движение. Затем она почти ползком добралась до двери маяка.

Наконец она была внутри. Захлопнув за собой дверь, она упала на холодный пол. Ее грудь высоко вздымалась – она пыталась отдышаться. Когда она смогла двигаться, она стала шарить замерзшими руками в поисках спичек и фонаря. После нескольких попыток ей удалось зажечь фитиль и, кутая свое замерзшее тело в одеяло, которое она оставила здесь утром, она поднесла руки ближе к пламени фонаря.