Карен Рэнни - Превыше всего

— Нет, — коротко ответила Кэтрин и, тяжело вздохнув, стала рассказывать более подробно.

Инфлюэнца унесла сначала ее отца, затем скончалась мама, а чуть позже и Констанция. Во всем замке Донеган не осталось ни одной родной души. Так тяжело говорить об этом! Непереносимая печаль, которую она испытывала весь прошлый год, тяжелая поездка, а затем трагическая смерть ребенка, кажется, совсем истощили ее силы. А вдобавок она еще лишилась всех своих ценных вещей.

— А ваши слуги? — спросила Мириам с искренним сочувствием.

— Их у меня не было с прошлой весны. Тогда ушли последние.

У нее не было денег, чтобы платить слугам, и Кэтрин не просила их остаться, ведь они должны кормить свои семьи.

— Вы хотите сказать, что все это время были совершенно одиноки?

В голосе графини слышались нотки ужаса. Несмотря на неожиданную смерть мужа, которая, впрочем, принесла ей тайное облегчение, Мириам никогда не ощущала одиночества. Прежде всего у нее были дети, кроме того, многочисленные родственники, число которых увеличивалось с каждым годом, и, наконец, друзья.

— Неужели у вас нет друзей, нет знакомых, которые могли бы вам помочь?

Если бы Кэтрин хорошо знала Мириам Латтимор, она бы догадалась, что в спокойном разговоре графиня старалась за короткое время узнать как можно больше о ней. Это было искусство, которым Мириам овладела в совершенстве за годы воспитания своих трех очень своенравных детей. И люди, доверяющие ей свои нехитрые секреты, были уверены, что она сохранит тайну и никогда не воспользуется их доверием.

— Нет, никого не оказалось.

Кэтрин произнесла это спокойным тоном, хотя сильно тосковала о невозвратных потерях. В светло-карих глазах девушки застыла печаль. Мириам чуть не вскрикнула, вспомнив, где она видела точно такой же взгляд раньше.

— Скажите, дорогая, — спросила она, — вам нравится деревенская жизнь?

Кэтрин улыбнулась. Это была первая открытая улыбка за последние месяцы, но Мириам не знала этого. Она только заметила, что ее улыбка невероятно очаровательна и просто преображает юное лицо.

— После двух последних часов в Лондоне я еще больше убедилась, что обожаю деревню.

Хозяйка дома тепло улыбнулась гостье, как будто отгоняя малоприятные воспоминания, — А почему, милочка, вы выбрали именно работу гувернантки?

— Боюсь, что образование — единственное мое достояние.

Губы Мириам снова разошлись в улыбке. Невинное дитя! Она не понимает, что обладает куда более ценным достоянием — удивительной красотой. Золотисто-каштановые локоны горели в солнечных лучах словно пламя. Блестящие карие глаза с длинными ресницами освещали прекрасное лицо. Ровные белые зубы, словно жемчужины, поблескивали между полными коралловыми губами. Несмотря на свое платье и пряди волос, выбившихся из пышной прически, Кэтрин выглядела очень женственной. Ей немного не хватало округлости форм, но это легко поправимо. Это всего лишь вопрос времени и хорошего питания. Ее речь была изысканна, с легким акцентом приграничной жительницы. Даже утомленное лицо и нервное состояние Кэтрин не уменьшили ее очарования.

— Дитя мое, — порывисто и в то же время властно произнесла вдовствующая графиня Монкриф, — у меня есть для вас предложение.

Кэтрин на собственном опыте смогла убедиться, что Мириам Латтимор не тратила много времени между принятием решения и его выполнением. Уже на рассвете следующего дня вместительная карета везла ее к месту, где ей предстояло жить и работать.

Графиня этим утром завтракала с одним из своих близких знакомых. Завтрак продолжался уже около часа.

Несмотря на свою сердечность и дружелюбие, Мириам не была наивной. Чтобы выжить в такой семье, какая была у нее, требовались хитрость лисы, мягкость игривого котенка и бесстрашие задиристого щенка. Жизнь научила ее доверять собственной интуиции, а давно умерший муж — не верить никому. Поэтому графиня не видела противоречия в том, что она сначала наняла на работу совершенно незнакомую девушку, только что приехавшую из деревни, а затем решила посоветоваться по поводу этого решения со своим старинным другом.

— Ну, Дункан, что ты об этом думаешь? — спросила она, рассказав ему основные события вчерашнего дня. Одна бровь собеседника удивленно приподнялась.

— Мириам, — начал он, — мне не нравится, что ты сначала поспешно действуешь, а потом сообщаешь мне об этом. Почему ты никогда не посоветуешься со мной?

Давний, испытанный друг — Дункан Маккоркл знал графиню еще тогда, когда она была просто Мириам, расцветающей по соседству девушкой, которая до безумия любила лошадей и лучше всех в округе лазила по деревьям. Это давало ему право говорить с графиней осуждающим тоном.

— Дункан, будь серьезнее. Ты знаешь, что я не нуждаюсь в твоих указаниях, что мне следует делать. Я только хочу, чтобы ты мне сказал, права ли я? Надеюсь, ты понимаешь разницу?

— Ты хочешь одобрения, старушка, — криво улыбнулся Дункан. — Меня всегда удивляла твоя самоуверенность. В данном случае я полагаю, что ты поступила неправильно. Прежде всего, ты совершенно не знаешь эту молодую женщину. Кто может поручиться, что она не обчистит Мертонвуд, исчезнув в один прекрасный день вместе со столовым серебром?

— Да пусть она берет это проклятое серебро, лишь бы Джули любила!

Графиня раздраженно посмотрела на старого друга, и на этот раз ее голубые глаза были действительно холодны. Дункана это не смутило. Он знал этот взгляд, способный осадить любого собеседника. И тем не менее он не поколебал его уверенности в своей правоте.

— Бумаг ее, дорогой друг, я, конечно, не видела, — вновь заговорила Мириам, — но я чувствую уверенность здесь и здесь. — Она притронулась изящным указательным пальцем к сердцу и виску. — И как бы там ни было, все уже решено окончательно.

Дункан подумал, что это не совсем так, но вслух ничего не сказал. Он сам займется этой последней находкой Мириам и если что-нибудь выяснит, то даст знать об этом графу. Дружба дружбой, но в жизни случаются вещи, в которых мужчины разбираются лучше, и женщина должна доверять им.

Мириам взглянула на него понимающе.

— Лучше убери это выражение мужского превосходства со своего лица, Дункан, или я запущу в тебя эту вазочку с повидлом.

Глаза графини решительно блеснули, и ее старинный друг, припомнив множество случаев, когда он имел несчастье стать объектом ее раздражения, глубоко вздохнул и опустил голову.

Пятый граф Монкриф не обратил ни малейшего внимания на то, что ступеньки лестницы были до блеска отмыты щелоком, а тропинка, ведущая к главному входу, тщательно вычищена граблями. Заводя Монти в стойло, он не заметил, что конюшня сияла чистотой и благоухала свежестью, будто весенний луг. Даже перемазанный дорожной грязью костюм и нижнее белье, пропитавшееся потом, словно он не менял его целую неделю, его не заботили. В данный момент у него было только два желания: поскорее ощутить в своей руке бокал с бренди и увидеть Джули. Все остальное, включая неудобства последних трех часов, было не важно.