Карен Рэнни - Превыше всего

— Не-е-т! О Боже, нет!

Пронзительный женский крик слился со скрипом обитых жестью колес, ржанием испуганных лошадей и сердитой руганью кучера. Карета сильно накренилась, замерла на несколько мгновений в таком положении и, тяжело скрипнув рессорами, вдруг выпрямилась.

Вдовствующая графиня Монкриф, сидя в карете, со смиренным вздохом великомученицы закрыла глаза. Услышав рядом слабый стон, она приподняла веки и тотчас их опустила. Прошли только секунды после остановки кареты, а у дочери графини Мелиссы уже начинался нервный припадок. Она судорожно прижимала ко рту свой кружевной платочек, в широко раскрытых глазах застыл страх. Мелисса часто напоминала матери взбрыкивающего ни с того ни с сего пони или шаловливого спаниеля, сделавшего лужу на ковре. Раздавшийся на улице женский крик вызвал в ней ответную реакцию, подобную той, которая заставляет дружно заскулить весь выводок вслед за одним чего-то испугавшимся щенком.

Мелисса обладала удивительной способностью раздражать свою мать. Особенно сегодня, когда у графини был поистине ужасный день. Большую его часть она потратила на тщетные попытки найти подходящую воспитательницу для своей незаконнорожденной внучки. В обществе, к которому принадлежала графиня, уделять внимание внебрачному ребенку было не принято, и ее активное участие в судьбе малышки всех удивляло. Но ее добрые намерения не принесли результатов, хотя она потратила все утро на разговоры с претендентками.

Графиня приняла пятерых молодых женщин. Первых двух она сразу отвергла — они показались ей слишком неряшливыми. Третья заявила, что предлагаемая должность для нее слишком незначительна. Наиболее подходящей оказалась четвертая, но ее не устраивала жизнь в деревне. От пятой женщины исходил такой устойчивый запах джина, что графиня не хотела о ней даже вспоминать. Графиня вздохнула.

— О, успокойся же, Мелисса, — обратилась она к дочери, проявлявшей все признаки приближения женской истерики: несчастная дрожала всем телом, из ее груди вырывался писк.

И это несмотря на то, что их карета спокойно стояла на одном месте и вокруг была тишина.

Жестом руки приказав дочери оставаться на месте, графиня открыла дверцу и по откидной лесенке спустилась на землю. Конечно, не следовало бы выходить из кареты одной, без сопровождения, но происходящая на ее глазах сцена явно требовала разумного вмешательства. Джон, исполнявший в этот несчастливый день обязанности кучера, бесстрастно стоял перед каретой, совершенно не реагируя на отчаянно жестикулирующую молодую женщину, которая тянула его за руку к нервно вздрагивающим лошадям. Бросив бесполезную попытку сдвинуть с места крупного, плотно сбитого мужчину, незнакомка бросилась вперед, схватила ближайшего коня под уздцы и попыталась сама заставить его отступить назад. Своенравное животное заплясало на месте, бешено затрясло головой, но не тронулось с места.

— Помогите же мне, пожалуйста! — воскликнула женщина.

Призыв сопровождался хлестким ударом по морде коня, Но тот оказался достоин своего кучера и, не обращая внимания на все усилия женщины, стоял на прежнем месте. Не нашлось желающих броситься к ней на помощь и в толпе зевак, окруживших карету. Мириам поспешила к месту событий.

— Что тут еще произошло?

Молодая незнакомка отпустила поводья, глубоко вздохнула, бросила на Мириам явно раздраженный взгляд и указала рукой на подобие свертка тряпья, который валялся на земле в опасной близости от лошадиных копыт. Взбудораженные кони, вышколенные для торжественных выездов, не привыкли сторониться прохожих.

— Бог мой, что здесь случилось, Джон? — повторила Мириам, обращаясь к кучеру.

Одного присутствия хозяйки оказалось достаточно для Джона, чтобы немедленно начать действовать.

— Случилось то, что должно было случиться у такого кучера, — ответила вместо него Кэтрин с осуждением в голосе.

Лицо ее было красным и мокрым от слез, но молодая женщина даже не замечала этого. Она не спускала глаз с Джона, который теперь прилагал массу усилий, чтобы справиться с взбешенными лошадьми. Наконец с помощью лакея ему удалось сдвинуть упряжку на безопасное расстояние.

— Мы должны оказать помощь, Джон, — произнесла графиня тоном, не терпящим возражения.

— Но, ваше сиятельство… — начал было кучер. Только долгие годы верной службы позволили Джону решиться возразить своей хозяйке. Но он тут же отбросил даже мысли об этом, едва графиня с легкой улыбкой чуть заметно качнула головой.

Кэтрин опустилась на колени возле свертка, который вблизи оказался изможденным ребенком; тонкие ножки его были неестественно согнуты.

— Надеюсь, с ним будет все в порядке? — озабоченно спросила подошедшая Мириам.

— Не знаю, — ответила Кэтрин полным отчаяния голосом. — Бедный мальчик!

Джон переминался с ноги на ногу за спиной хозяйки, пытаясь оправдаться. Мальчишка так неожиданно и стремительно выскочил на дорогу прямо под ноги лошадям, что Джон, как и любой кучер в такой ситуации, только и успел резко натянуть поводья. К сожалению, было уже слишком поздно, чтобы спасти парнишку от удара железных подков. Здесь не было ничьей вины.

Мириам, однако, и не собиралась искать виновного. Сейчас ее волновало только одно: как помочь несчастному ребенку. Она оглянулась на толпу, окружавшую место происшествия. Ни один из зевак даже не пошевелился, чтобы помочь. Похоже, все они воспринимали случившееся чуть ли не как забавный спектакль, который нарушил наконец каждодневную монотонность их существования.

Молодая женщина, тяжело вздохнув, выпрямилась. Ее карие глаза с янтарным отливом потемнели от гнева.

— Боюсь, что у него перелом обеих ног. Что еще повреждено, не знаю.

— Мне очень жаль, — сказала графиня. Не много бы нашлось людей ее круга, способных выразить искреннее сочувствие в такую минуту. Представители высшего света не были столь уж бесчувственными к чужим страданиям и бедам. Но они старались при любых обстоятельствах сохранять дистанцию и не переступать черту, разделяющую толпу и лондонский свет. Иначе трудно было бы жить в этом огромном, перенаселенном и задымленном городе.

Но Мириам Латтимор, вдовствующая графиня Монкриф, была не из тех знатных дам, интересующихся только модами и светскими сплетнями. Тогда она вряд ли потратила бы целое утро на поиски воспитательницы для своей незаконнорожденной внучки и не мучилась бы сейчас угрызениями совести.

Графиня окинула кучера решительным, исключающим всякие возражения взглядом.

— Джон и ты, Питер, — она кивнула в сторону лакея, стоявшего рядом с лошадьми, — возьмите мальчика и внесите его в карету. Пока он не поправится, наш долг предоставить кров ему и его бедной матери. Это самое малое, что мы можем для них сделать.