Мариша Кель - Восточный плен. Князь

– Ты только все портишь, доверься ей.., – на языке жестов предупредил он.

Пока двое стражников держали невольника, Кизляр, зажав ему нос, при первой же попытке Влада сделать вдох, влил в его рот пару капель какой-то горькой жидкости.

В то же мгновение тело Влада обмякло, став точно чужим. Закрыв глаза и сжав зубы, он из последних сил произнес на известном только им с Сетеней языке:

– Ты обманула меня?

– Нет, князь. Спи спокойно. Доверяй мне.

После этого случая Влад безоговорочно стал доверять этой женщине.

В его изуродованном шрамом лице не было спокойствия и безмятежности, присущих скопцам, на нём застыло напряжение и легко читался сдерживаемый гнев. А в глубине глаз появилось какое-то странное выражение, словно он обрёк себя на вечную внутреннюю борьбу.

Вернулся Влад в Сераль далеко за полночь. По дороге он зашел в бани, где двумя огромными ковшами смыл себя дорожную пыль и липкую усталость душного дня.

Когда мужчина бесшумно вошел в свою комнату, он понял, что ему и теперь не удастся отдохнуть. В комнате его поджидала Сетеней.

«Вот и хорошо», – подумалось Владу. Наконец-то он сможет получить ответы на все свои вопросы.

– Ты задержался, – тихо сказала она.

– Почему ты не предупредила меня? – тут же начал с расспросов Влад.

– О чем? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– Ариф.

– Что Ариф?

Влад одним рывком приблизился к Сетеней и, склонившись над ней, произнес с еле сдерживаемым гневом:

– Не играй со мной, женщина. Ты знала?

– Конечно, – спокойно, чуть улыбнувшись, ответила та. – Оставь свой гнев в прошлом, Лев. Сейчас другое время и другие цели. Твой вчерашний враг может стать твоим союзником сегодня, а завтра спасти тебя ценой собственной жизни.

– Нет, – выдохнул Влад. – Это не по мне.

– Отчего же? Я была твоим врагом, а теперь…

– Что теперь?

Вместо ответа женщина чуть подалась вперед, и ее мягкие губы встретились с губами Влада. Она целовала его сладко и долго, пока не поддавшись её нежности, мужчина в бессилии не прикрыл глаза, и не ответил на её поцелуй.

В этот день младший брат Султана пребывал в особо хорошем расположении духа. Еще ночью он получил известия о том, что состояние здоровья нынешнего правителя резко ухудшилось. После этой новости Абдул-Азис не мог сомкнуть глаз до самого рассвета. Воображение ярко рисовало ему его дальнейшую судьбу: вот он входит в свой новый дворец Долмабахче, вот восходит на трон в зале советов, и вот наконец он – Султан. Более всего Абдул-Азису нравилось строить планы мести. В бессонно-сладкие ночи, подобные этой, он тщательно продумывал меры и виды наказаний для своих врагов. Несомненно, все его недруги должны будут ответить сполна! И прежде всего первый советник его брата – Ариф.

Ариф-эфенди был злейшим и главным врагом Абдул-Азиса. Ровно насколько этот человек любил и восхищался старшим братом, ровно в той же мере он презирал и считал никчемным существом младшего. Всю свою жизнь Азис терпел сравнения себя с Абдул-Меджидом и всю свою жизнь он проигрывал и не выдерживал критики в глазах Арифа, а следом и всего Стамбула.

Безусловно, старший советник султана считался гласом народа, если не всей Османской империи. Его мнение уважали даже в самых глухих деревнях и пустынях. В народе говорили так: «Хочешь узреть Константинополь – посмотри в глаза Арифа». Этот человек был легендой. И лишь благодаря его усилиям нынешний правитель Абдул-Меджид смог заслужить любовь и преданность своего народа.

Азис пришёл в бешенство, даже мысль об этом страшно злила и раздражала его. Винный бокал лопнул в его напряженной руке, и мелкие хрустальные осколки посыпались на мраморный пол.

Пролетела не одна секунда, прежде чем он отреагировал на это. Вино цвета запекшейся крови растеклось по золотой скатерти. Абдул-Азис поднял голову, встретившись взглядом со своим отражением.

Глаза мужчины вспыхнули черным пламенем, не от ярости, а от более сложного, темного чувства. Его ноздри раздувались, точно у разъяренного животного. Мерцающее пламя свечей, золотое убранство зала и полыхающее гневом лицо Азиса – все это отражалось в зеркалах словно в какой-то сюрреалистической картине.

«Я сделаю так, что ты будешь валяться на улицах своего любимого города в собственной крови и увидишь ненависть в глазах всех тех, кто тобой восхищался» – эта мысль так понравилась Азису, что он тут же хрипло расхохотался, и настроение его вмиг переменилось, став демонически торжественным.

Наконец, измученному собственными мечтами, мужчине все-таки удалось уснуть.

Снился ему расчудесный сон.

Будто разрушенный дворец Долмабахче превратился в курятник, стены которого покрывали темно-бардовые уродливые пятна крови. То тут, то там раздавались оглушительные вопли и стоны, мольбы о пощаде и прощении, и над этим всем возвышался новый правитель. Абдул-Азиса охватывал детский восторг, и его грудь распирало от самоудовлетворения, блаженства и счастья.

Но потом появилась она…

Столь же неприступная, прекрасная и гордая, как и всегда. Лишь ее спокойно-презрительного взгляда Азис никак не мог перенести. Он ненавидел и обожал эту женщину в равных мерах. Был ли он счастлив в этом мире? Был! Был лишь когда-то давно, когда ее взгляд был наполнен любовью. Всеми известными способами и попытками Азис стремился вернуть любовь этой непостижимой женщины, но она посмела предать его. И тогда, переменившись, он стал к ней непомерно жесток. Более всего его раздражало и одновременно восхищало в ней то, с каким достоинством и спокойствием она принимала его жестокость. И за это он любил ее еще больше. Неимоверно тоскуя по ее любви, Азис придумывал для собственной жены все более изощренные пытки. Он понимал, что это только увеличивает ее отвращение к нему, но ничего поделать не мог. Каждый раз, встречаясь со взглядом ярко-голубых глаз своей дочери, Азис смотрел в глаза предательству своей возлюбленной.

Когда малышка только родилась, он был вне себя от счастья, даже, по просьбе супруги, разогнал всех своих боевых петухов… Но время шло, и с каждым годом его маленькая Гвашемаш, его, так называемая дочь, превращалась в светлого белокурого ангела.

Над Абдул-Азисом, казалось, потешался весь свет! Он сделал женщину, что носила под сердцем не его дитя, первой Кадын гарема.

Более всего мужчина не мог примириться с тем, что, по непонятным для себя причинам, не нашел в себе силы расправиться с обманщицей и с ее грешным отпрыском. Он не мог представить себе жизни без Сетеней. Он стал ее вечным рабом, несмотря на то, что имел над ней безграничную власть. Эта власть заключалась в сохранении жизни маленькой Гвашемаш.