Мариша Кель - Восточный плен. Князь

Сетеней вскрикнула, точно раненая птица, и в это мгновение двери в спальню вновь распахнулись и глаза женщины встретились с потемневшим от гнева взглядом Льва.

Влад стоял молча, изо всех сил сжимая позолоченные створки дверей. Он смотрел в глаза Сетеней и видел в них мольбу. Но женщина безмолвно молила его не о своем спасении – ее взгляд призывал Влада держать себя в руках. И он помнил о том, что превыше всего было для этой женщины. Он помнил о своем обещании ей. Его необдуманный порыв мог стоить им их жизней, а главное, он мог поставить крест на судьбе и благополучии маленькой дочери Сетеней.

– Как ты посмел?! – в ту же секунду взревел Абдул-Азис.

Сделав глубокий вдох, Влад сжал зубы и, склонившись в почтении, произнес:

– Срочные известия из дворца Долмабахче, мой повелитель. Тридцать первый султан Османской империи, ваш старший брат – Абдул-Меджид, да примет Аллах его в своих чертогах, скончался пару часов назад.

Звенящая тишина накрыла каждого, кто пребывал в комнате, где прозвучали эти слова: тихие слезы катились по прекрасному лицу Сетеней; молодая наложница прекратила свои всхлипы и опустилась на колени перед новым повелителем империи, а он сам – новоиспеченный султан – замер, стараясь не дышать. Неистовая, лучезарная, точно у ребенка, улыбка озарила его лицо.

Абдул-Азис на негнущихся ногах подошел к своему главному евнуху, и с чувством благодарности за преданность и хорошую весть, заключил Влада в крепкие объятия.

Сказочная красота дворца Долмабахче и мастерство художников, создавших такое чудо, вызывали восхищение. Вдоль высоких стен гарема были расставлены стражники; двойные ворота охраняли евнухи. Завидев нового главного евнуха, они низко поклонились и распахнули перед ним створки резного дерева.

Влад прошел через огромный центральный двор, отделявший гарем от основных зданий дворца.

День выдался на редкость хлопотливым, но опустившийся на город вечер радовал прохладой. Ветви деревьев покачивались на легком ветерке, тонкий серп луны, медленно поднимался на горизонте, и первые звезды освещали небо неярким желтоватым светом.

Изысканный фонтан, мраморные скамьи и множество пылающих яркими цветами клумбы – это место, казалось, было создано для успокоения уставших глаз и хаотичных мыслей.

Мужчине хотелось отдохнуть, а еще больше где-нибудь присесть и услышать тишину: нервы были на пределе.

Это был поистине беспощадный день. Опустившись на мраморную скамью, Влад обхватил свою голову обеими руками, и из его груди вырвался протяжный стон.

«Возможно ли все то, что с ним происходит?»

Этот день начался с их прибытия во дворец Долмабахче.

Во главе с братом покойного султана они проследовали в приемный зал советов, где все их уже поджидали! Все члены совета старейшин, все поместные правители, министры и старшие должностные лица страны. Все те, чье мнение имело важность при назначении нового султана.

Влад еще в начале этого проклятого дня ощущал, как его охватывает злость и еще какое-то чувство, очень похожее на страх.

На границах уже начинались волнения; новость о том, что младший брат покойного султана на следующий же день собирается принять власть, многих заставила взбунтоваться. Абдул-Меджида любили и уважали, а Абдул-Азиса боялись и проклинали.

По толпе собравшихся то и дело проносились возгласы недовольств и неодобрений, но никто ничего не мог поделать. Власть к Абдул-Азису переходила совершенно законным путём.

Сетеней заперлась в своих комнатах, отведенных ей в серале, безволием отвечая на все, что ей ни предлагалось. Неотступно и неустанно Кизляр-ага был подле своей хозяйки. В восхождении к власти Абдул-Азиса Сетеней видела свою гибель и гибель всей империи.

Влад не понимал, почему она медлила и теперь?! Почему и теперь не решалась на их побег?! И он устал от бесконечного ожидания. От долгих переговоров с контрабандистами, единомышленниками и выжившими из ума стариками, которых давно следовало отправить на заслуженный покой.

Но теперь, после сегодняшней встречи, уже ничто не имело для него значения.

Его прошлое предстало перед ним во всей своей силе и красоте…

За радостную весть о кончине брата Абдул-Азис назначил Влада главным евнухом султанского гарема. И, как главному, ему предстояла непосильная задача: решить судьбу осиротевших обитательниц гарема умершего султана.

Решив разобраться с этим поскорей, сразу же после заседания высшего совета Влад отправился в гаремную часть дворца. Он знал, каковы будут его действия. Всем женщинам и их детям предстояло отправиться в дом слез, где до конца дней они должны будут оплакивать своего усопшего мужа и отца.

Главный советник Абдул-Меджида, с коим Влад уже имел неудовольствие встречаться на днях в банях, перехватил Влада в саду сераля. Ариф знал наверняка, какая участь была уготовлена ему новоиспеченным султаном. Ариф вновь напомнил Владу о некой иноземной обитательнице гарема. Он уверял, что когда Влад увидит эту женщину, он сам все поймет. Также Ариф предупредил, что Абдул-Азис случайно встретил эту женщину сегодня в саду и теперь питает к ней страшный интерес. Ариф просил уберечь её от повышенного внимания и любыми способами остановить жестокого правителя.

Влад успел подумать, что верный советник имел неосторожность и несчастье влюбиться в невольницу своего султана. Но встреча с этой самой женщиной ответила на все его вопросы сполна, породив массу новых…

Грозный Левент-ага, казалось, забыл, как дышать, когда его глаза встретились с ее взглядом. Когда он увидел невольницу, о которой велась речь, мир вокруг него перевернулся трижды, прежде чем он смог вымолвить хоть слово.

Она бросилось к нему на шею, заключив в крепкие объятия. Опешив, добрую минуту он не понимал, что происходит, пока женщина не скинула с головы легкую вуаль. И тогда его глаза увидели то, что сердце почувствовало прежде.

Мари.

«Мари, Мари, Мари…» – безжалостно стучало в висках, и отдавало болью во всем теле, и разбивалось на сотни острых осколков в душе.

Перед ним стояла законная супруга князя Влада Ольденбургского, любовь всей его жизни… Но Левент-агази более не имел прав ни на прошлую жизнь, ни на эту женщину, что стояла перед ним.

Заметив в его взгляде отрешенность, ее прекрасное лицо побледнело, а когда ему пришлось отстранить ее от себя, стало и вовсе безжизненным. Но он продолжал смотреть на нее сквозь маску бездушного спокойствия. Так было нужно. Это было необходимо.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.