Сари Робинс - Что надеть для обольщения

– Близится гроза.

Прескотт остановился.

– Нет, гроза за несколько миль отсюда.

В небе снова сверкнула молния.

Эдвина обняла Прескотта за плечи и прильнула к нему.

Стоя в темноте, они обнимались. А где-то там, вдалеке, природа управляла своим феерическим оркестром, и время от времени всполохи света пронизывали темноту.

Зарывшись пальцами в ее мягкие волосы, Прескотт целовал Эдвину, пока от желания у него не перехватило дыхание.

Дальше он чувствовал только то, как ее мягкое тело сливается с его телом, жар, пламенеющий между ними, всепоглощающее желание и слышал грохот гремевшего вдали грома.

…Потом он долго не мог прийти в себя и ждал, когда белый свет перестанет кружиться перед глазами. Прескотт со страхом ждал, что реальность разрушит его фантазию.

Но когда Прескотт открыл глаза и посмотрел на Эдвину, она по-прежнему была рядом – все такая же фантастически красивая при всполохах молнии. И по-прежнему принадлежащая ему. По крайней мере в этот самый момент его сны не растаяли, как он того боялся.

На следующий день Прескотт шагал по выложенному коврами коридору к комнате Эдвины и вспоминал, как оставил ее всего несколькими часами раньше…

Когда Прескотт незаметно, чтобы не разбудить Эдвину, выбирался из постели, она доверчиво прильнула к нему. Ее глаза по-прежнему оставались закрытыми, дыхание было глубоким и размеренным. Она безмятежно спала.

Прескотт долго стоял над ней и смотрел. Рядом с Эдвиной ему было так хорошо, как никогда и ни с кем раньше. И дело было не только в их взаимном влечении, которое, разумеется, нельзя было сбрасывать со счетов. Их связывало нечто большее, чем поцелуи, от которых захватывает дух, и умопомрачительная страсть, от которой, казалось, дрожит земля. Нечто большее, чем родство душ, которое тоже нельзя было отрицать. Чувства Прескотта были гораздо глубже и сильнее, чем все это, вместе взятое. Уважение и трогательная забота, которые он испытывал к Эдвине, были не похожи на то, что он чувствовал раньше к другим женщинам. За исключением Кэт.

Однако сейчас все было совершенно по-другому. Его отношения с Кэт представляли собой не что иное, как пылкую юношескую влюбленность. То, что Прескотт испытывал сейчас к Эдвине, не было смятением чувств – непонятным для него самого и незрелым. Это было полностью оформившееся переживание, однако оно оставалось свежим и вселяющим надежду на счастье, как дыхание весны. Целостное, но еще не полностью проявившееся и от этого таившее в себе непостижимую тайну.

Эти новые для него переживания настолько потрясли Прескотта, они так сильно шли вразрез с его мнением о себе и своем месте под солнцем, что он торопливо оделся и поспешил покинуть спальню Эдвины.

Он верил в судьбу не больше, чем в Рождественского деда.

Не больше, чем в настоящую любовь.

И самым пугающим было то, что он попал в сети того самого чувства, в которое давно уже не верил. Он влюбился!

– Ах, извините, сэр, – прервала его размышления горничная с подносом в руках, выходившая из комнаты Эдвины. Грузная черноволосая девушка почтительно присела в реверансе.

На подносе стояли остатки скромного завтрака: половина гренка, блюдечко с джемом и белая чашка, пятна на которой свидетельствовали о том, что в чашке находилось какао. Прескотт поднял глаза и увидел, что над верхней губой горничной красовался такой же коричневый ободок.

Прескотт показал пальцем на свою верхнюю губу и сказал:

– Какао.

– Что? – не поняла девушка.

– У вас какао на губах.

Она испуганно расширила глаза и поспешно вытерла губы рукой.

– Спасибо, сэр.

– Вы не знаете, где я могу найти сейчас леди Росс?

– Я слышала, как дворецкий упоминал о ракетках для игры в бадминтон. Возможно, мадам на западной лужайке.

– Ладно. Туда я и направлюсь. Благодарю вас.

Прескотт заметил Эдвину еще издали. Она стояла под раскидистым дубом, а по земле были разбросаны ракетки и воланы для игры в бадминтон.

Эдвину окружали несколько человек. Пробираясь к ней, Прескотт думал о том, сколько пройдет времени, прежде чем ему удастся улучить момент, чтобы добыть с ней наедине.

– Хорошо, что я не в одной команде с леди Помфри. – Дженел подбросила волан в воздух и взмахнула ракеткой, ударяя по волану. Молодой слуга, одетый в ливрею, бросился поднимать волан.

Миссис Грин поправила ленточку своей соломенной шляпки, похожей на улей.

– Я не соглашусь быть в одной команде с ней ни за какие сокровища на свете.

– Эта женщина – настоящая мегера, – кивая, согласилась Джинни.

– В таком случае в какой же команде играть бедняжке? – спросил мистер Тодд и, закрываясь от солнца ладонью, стал смотреть, как леди Кендрик, похожая на полководца на поле битвы, давала распоряжения слугам, как натянуть сетку для игры. – Не можем же мы исключить ее из игры.

– Конечно же, можем, – улыбнулся сэр Ли, барабаня пальцами по своей трости с золотым набалдашником. – Особенно учитывая то, что она уже отправилась восвояси.

– Что?

Все повернулись и посмотрели на старика. Как раз в этот момент Прескотт подошел к ним и переспросил:

– Что, разве леди Помфри уехала?

Сэр Ли озорно улыбнулся. Очевидно, ему нравилось, если не сказать больше, находиться в курсе дел окружающих.

– Она отбыла совсем недавно. Бедняжка беспрерывно чихала, у нее покраснел нос и вспухли глаза. Она страдает аллергией на кошек. – Сэр Ли обвел вопросительным взглядом всех собравшихся. – Леди Кендрик готова поклясться, что не держит в доме кошек, однако леди Помфри была готова с ней поспорить. Может быть, кто-то прихватил с собой в эту поездку любимого домашнего питомца?

– Привезти с собой на загородную вечеринку кошку? – фыркнул мистер Тодд. – Я сомневаюсь, что такое могло кому-нибудь прийти в голову.

Все возмущенно загалдели, и только Джинни с подозрением посмотрела на Дженел, которая с невозмутимым видом внимательно разглядывала свою ракетку, словно в ней были заключены все тайны мира.

Что же такое сделала Дженел?

Когда Джинни заметила, что Прескотт тоже перевел взгляд на Дженел, то сразу же повернулась к Эдвине:

– Ты сегодня такая тихая, дорогуша.

Эдвина была бледна. Одной рукой она опиралась на ствол дерева, другой держалась за живот.

Прескотт бросился к ней. Его сердце сжалось от страха.

– Эдвина!

– Не прикасайтесь к моему животу! – закричала она в панике, широко раскрыв глаза.

– Что с вами?

– Мне… нехорошо, – проговорила она, задыхаясь. На щеках у нее вспыхнул лихорадочный румянец, а на лбу выступили капельки холодного пота.

– Садитесь, дорогая, садитесь. – Прескотт бережно помог Эдвине опуститься на землю. – Скажите, что у вас болит.