Вера Анмут - Ливень в графстве Регенплатц

Значительно позже он вернулся к этой теме, вновь предложив Хельге уехать. Да и основания для этого были более вескими. Хельга надеялась, что, возможно, теперь, спустя несколько лет, судьба сможет измениться к лучшему, но нет, будущее упрямо утверждало, что за пределами Регенплатца родным ей людям, да и ей самой грозит смерть.

И даже сейчас ничего не изменилось. При всём желании Хельга не могла покинуть Регенплатц. И это даже не ради своего спасения, а ради спасения дорогого и любимого человека.

Хельга повернулась к Ахиму, её взгляд по-прежнему был спокоен и печален.

– Тебе нужно жениться, Ахим, – сказала она. – Тебе нужна жена для заботы, дети для радости, тебе необходима семья. А о Берхарде я позабочусь. Никакое зло его не коснётся.

– Женитьба? Семья? О чём ты говоришь? – удивился Ахим. – Мне нужна только ты!

– Я приношу тебе лишь горе и несчастье. Я не смогла уберечь Эльзу. Постарайся вычеркнуть меня из своей жизни и выполни последнюю волю дочери, женись.

– Значит, ты всё-таки не хочешь связать со мной свою судьбу, – тяжело вздохнул Ахим. – Даже советуешь мне жениться.

– Не не хочу, а не могу.

– Может, ты и невесту мне уже подыскала? – Ахим был недоволен.

– Нет, не искала. – Хельга вновь устремила взор в сад. – Но могу посоветовать обратить внимание на дочь твоих соседей. Христина не блещет красотой, и потому, наверно, задержалась в девках, но поверь, женой тебе станет великолепной и подарит много детей.

– Ты решила поиздеваться надо мной? – воскликнул Ахим.

Он совсем обиделся на Хельгу. Мало, что много лет мучает его беспричинными отказами, так ещё и имеет совесть сватать ему какую-то старую деву. Ахим ушёл вглубь комнаты и сел за стол.

– Я хочу, чтоб ты был счастлив, – ответила Хельга.

– Если б ты этого хотела, то давно бы уже уехала со мной отсюда.

– Женитьба сможет принести спокойствие тебе и твоей душе, я знаю…

– Много ты чего знаешь, – проворчал Ахим. – Смотришь в будущее. Почему же ты не предупредила Эльзу о грозящей ей смерти?

– Я предупреждала. Я говорила, что связь с ландграфом опасна. Но Эльза отвечала, что согласна умереть, но от Генриха не откажется. Любовь её оказалась сильнее страха.

– В таком случае мне остаётся лишь позавидовать Генриху – его любили так, как я мог только мечтать.

На это Хельге нечего было ответить. Она признавала, что Ахиму есть за что держать на неё обиду, но не собиралась ни в чём перед ним оправдываться. Женщина молча прошла к сундуку, взяла лежащий на нём свой плащ и накинула его на плечи.

– Ты уже уходишь? – встрепенулся Ахим Штаузенг.

Его обида тут же растаяла, и её место заняло горькое предчувствие разлуки.

– Да, мне пора, – спокойно ответила Хельга. – Моё долгое пребывание в твоём доме может вызвать пересуды соседей.

Ахим заволновался, ему не хотелось так скоро отпускать Хельгу, он слишком редко видел её. Ахим вышел из-за стола и торопливо приблизился к любимой женщине.

– Останься ещё ненадолго, – попросил он. – Мне безразлично, что говорят обо мне люди.

– Но мне не безразлично.

– Останься.

Хельга опустила глаза. Больше всего на свете ей хотелось остаться с Ахимом и больше никогда с ним не расставаться. Но это было невозможно.

– Ни к чему, Ахим, мне задерживаться, – тихо произнесла она. – Не нужно это.

И Хельга уверенно направилась к двери.

– Через семь дней я зайду отдать кулон, – сказала она перед выходом.

– Через семь дней, – эхом отозвался Ахим, не в силах отвести полный грусти взгляд от своей возлюбленной.

– До свидания. И подумай над моими словами.

Хельга вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь, вновь, уже в который раз за много лет, оставив Ахима наедине с его разбитыми мечтами.

Генрих часто навещал своего сына, по-прежнему живущего в семье Клоса Кроненберга. Малыш Берхард уже узнавал этого большого широкоплечего мужчину и радовался его приходу. Ведь только его сильные руки могли так высоко поднимать Берхарда ввысь и там кружить, даря захватывающие минуты полёта, ведь только он не сердился, когда Берхард в азарте игры дёргал за его светлую короткую бороду или даже за волосы. Этот мужчина вообще никогда не сердился на Берхарда, смеялся вместе с ним густым и громким смехом. Вот только жаль, что этот весёлый великан уходил и не забирал Берхарда с собой.

Радостно повизгивая, поддерживаемый сильными папиными руками, малыш Берхард прыгал и резвился у отца на коленях.

– Ах ты, озорник! – широко улыбаясь, журил его Генрих. – Ты мне уже все колени оттоптал.

Но мальчик в ответ только громко взвизгнул.

– Да-да, – согласился с ним отец. – Вон, твой дружок сидит себе спокойно у мамы, не прыгает.

Маленький толстячок Кларк неподалёку сидел у матери на коленях и с завистью смотрел на забавы Берхарда. Он тоже порывался повторить игру друга, но строгая мать не позволяла ему этого, и Кларку оставалось только обиженно кряхтеть.

– Позавчера к нам приезжал гер Штаузенг проведать внука, – поведал Клос Кроненберг, стоя у камина и поправляя кочергой дрова. – Он привёз Берхарду подарок.

– Вот как! – воскликнул Генрих. – И что же это за подарок? Мне любопытно.

– Золотая цепочка с кулоном. Она сейчас на Берхарде.

– Ну-ка, Берхард, сядь, успокойся, похвастайся твоим новым украшением.

Со второй попытки отцу удалось утихомирить сына и усадить его на своих коленях. Генрих подсунул палец под воротничок белой рубашечки на мальчике и осторожно вытянул наружу цепочку. Сверкнув золотым блеском оправы, поверх одежды легла крупная жемчужина необычной формы в виде капли. Генрих, конечно, сразу же узнал украшение. Он подарил его Эльзе на Рождество, и девушка назвала этот кулон «Регентропф», потому что жемчужина показалась ей очень похожей на каплю дождя.

– Это цепочка Эльзы, – произнёс Генрих, поворачивая в пальцах кулон.

– Да. И гер Штаузенг сказал, что этот кулон был её любимым украшением, – добавила Хармина.

– Эльза сказала тогда, что оно может стать реликвией моей фамилии.

– Вот и стало.

– Да, действительно.

Берхард, широко раскрыв глаза, заворожено смотрел на лёгкий блеск жемчужины, лежавшей на отцовской ладони, потом протянул к ней свою ручку и потрогал пальчиками. Однако, он, видимо, вспомнил, что место этой вещицы вовсе не в чужой руке, так как схватил кулон и спрятал его у себя за пазухой.

– Да, малыш, это твоя вещь, – признал Генрих, погладив сына по чёрным кудряшкам на голове. – Никто у тебя её не отберёт. Ахим правильно сделал, что надел Берхарду этот кулон.

– Очень правильно, – согласилась Хармина. – Так душа матери будет ближе к сыну.

– Пусть носит эту жемчужную «капельку», не снимая.

– Гер Штаузенг пожелал того же.