Катерина Коновалова - Сколько стоит корона

Хмурый худощавый глава отряда пришёл по первому зову.

– Я уже всё доложил вам, милорд, – сказал он резко. – Мне и моим людям нужно отдохнуть, если завтра вы хотите от нас точных сведений о расстановке сил противника.

– Рейн, – поднял руку Дойл, прерывая его, – довольно. Лучше посмотрите-ка сюда.

Он ткнул пальцем в разложенную на столе карту, где разноцветными деревянными брусочками были помечены свои и вражеские войска.

Рейн склонился к карте, а Дойл медленно провёл пальцем до реки и указал на два основных моста.

– Я уже докладывал вам, милорд, – повторил Рейн, – что мятежники как следует подготовили пути отступления.

– Именно, Рейн, – согласился Дойл, – а вам и вашим людям я поручаю подпортить эти пути. Оба моста деревянные, хотя и достаточно крепкие.

Рейн медленно поднял голову и посмотрел на Дойла с выражением, близким к ужасу, на лице.

– Милорд, – сказал он не то с восторгом, не то с осуждением в голосе, – рыцари так не поступают.

– Рыцари, Рейн, верно служат своему королю, которому приносили присягу. Выходя на честный бой против них, я всегда останусь честен. Грязные изменщики лишились права называться благородными рыцарями, когда подняли оружие против короля и провозгласили своим сюзереном Риверса.

– Милорд, ваше приказание понятно. За ночь я и мои люди всё устроим.

Дойл посоветовал:

– И заготовьте хорошие топоры, как у палачей.

– Бунтовщики и не заслуживают смерти от благородных мечей, – с поклоном согласился Рейн и удалился.

Дойл крикнул мальчишку Джила, чтобы тот помог ему раздеться, и заснул тем спокойным сном, каким спят люди, принявшие решение и не сомневающиеся в его верности, а через четыре часа проснулся самостоятельно, чувствуя бодрость во всём теле. Рейн уже ждал его возле шатра с донесением, что приказ выполнен точно и что противник ничего не заподозрил.

– Стук вас не выдал? – уточнил Дойл.

Рейн поклонился и заметил:

– Мы умеем работать, милорд. Гант – река широкая, сложно услышать, что творится на другом её берегу.

Всё было готово к бою. Джил помог Дойлу облачиться в доспехи и сесть на коня. С рассветом армия была полностью построена к битве, которая, по расчётам Дойла, должна была быть очень короткой.

Мосты рухнули точно тогда, когда ждал Дойл – едва войско Риверса начало отступление, – и отправил в дикую пучину быстрого Ганта самый цвет рыцарства Севера.

Остальные сдались без боя.

Дядю Риверса, милорда Гая, взяли живым.

Когда его приволокли к Дойлу и бросили на землю, он заверещал, как побитый пёс, задёргался и начал изрыгать проклятия на головы короля и королевского брата-урода. Дойл слушал почти минуту, прежде чем подошёл к нему и ударом по лицу оборвал поток оскорблений.

Гай дёрнулся и сморщился. На его лице выступила кровь: Дойл не потрудился снять перчатку, и шипы оцарапали щеку врага.

– Довольно. Ты сказал достаточно, чтобы тебя повесить.

В глазах Гая плескалась неприкрытая ненависть, но она не задевала Дойла: он размышлял, может ли Гай рассказать ему что-нибудь полезное перед смертью. Пришёл к выводу, что не может, и велел:

– Вздёрнуть.

Гай сопротивлялся как мог, пытался вырваться, потом кричал о благородстве, но ему это не помогло – его шейные позвонки хрустнули, и крики прекратились.

– Тело забрать в столицу, – велел Дойл и, не глядя на то, как выполняется его приказ, прошёл в свой шатёр.

Там, под надежной охраной, уже сидел мальчишка Риверс, которого Гай хотел усадить на трон. Это был паренёк лет четырнадцати, здоровый, как все северяне, светлокожий и светловолосый. С ним обращались осторожно, но разоружили и держали крепко, чтобы не выкинул какой-нибудь глупости.

– Значит, Риверс, – произнёс Дойл и сделал знак, чтобы рыцари отпустили его. Получив свободу, он по-собачьи встряхнулся, ощерился и спросил:

– А ты, стало быть, знаменитый милорд Страшилище?

Дойл сел на табурет, чтобы дать ноге отдых.

– Болтаешь дерзко. Сколько тебе лет?

– Будет пятнадцать, – Риверс гордо вскинул голову.

Дойл потёр подбородок. Он собирался забрать этого ребёнка ко двору и следить за тем, что из него вырастет. Подозревал, что ему не помешает северянин, лояльный к короне и ручной. Но Риверс не был ручным. Он был диким зверёнышем диких краёв, а его руки уже были руками воина – не мальчика. Он умел держать меч, наверняка отлично сидел в седле, а одна его короткая реплика показывала, что он отнюдь не трус. Неручной северянин был ему не нужен. Риверс был ему не нужен.

– Каковы твои права на корону?

– Я – единственный законный потомок короля Ольдена Шестого. Ваш дед, милорд Страшилище, был рождён вне брака, – огрызнулся Риверс, и тем решил свою судьбу. Дойл поднялся с табурета, подошёл к Риверсу поближе, взглянул в глаза – совершенно бесстрашные, и вздохнул. Пожалуй, ему нравился этот мальчишка – смелостью. Говорить о мужестве легко, а вот бросать оскорбления врагу, взявшему тебя в плен, будучи безоружным – на это нужна действительно большая смелость. Дойл это знал слишком хорошо.

К сожалению, как это часто бывает, в придачу к смелости Риверс получил маловато ума.

Он умер быстро: тонкий узкий кинжал вошёл ему между рёбер в сердце. Мальчишка захлебнулся, закашлялся. Тело упало на ковёр. Дойл вытер кинжал о его белую в грязных разводах рубаху и вложил обратно в ножны.

На то, чтобы построить переправу, добраться до крепости Хэнт и завершить показательные казни изменщиков и заговорщиков, а также любезно помиловать тех, кто не был ни в чём виноват, ушло пять дней, и ещё неделя потребовалась, чтобы вернуться в столицу с полной победой.

К этому времени замок опустел: праздник закончился, и лишние люди разъехались, остались придворные и те, кого король пригласил ко двору на время.

Дойл со своим войском прошёл по главной улице Шеана, за ним провезли начавшее подгнивать тело милорда Гая. Народ встречал их рукоплесканиями и приветственными криками, но какими-то не слишком уверенными: они предпочли бы встречать вернувшегося с победой блистательного короля. Радоваться милорду Дойлу в народе было не принято.

Зато Эйрих встретил его с распростёртыми объятиями, правда, его взгляд был настороженным. Дойл уловил это мгновенно, поэтому не удивился, когда, кратко поздравив его перед всеми с победой и поблагодарив за верную службу, король велел ему следовать за собой.

В небольшой комнате возле зала для приёмов было тепло, горел камин. Эйрих сам помог брату снять доспехи, указал на кресло, а потом спросил:

– Что с Гаем и Риверсом?

Дойл откинулся на спинку кресла и сказал:

– Мертвы оба. Гая я казнил как мятежника – его телом можно полюбоваться на центральной площади.