Кэтрин Андерсон - Нечаянный брак

— Кажется, я должен остаться здесь и нянчиться с Бесполезным. Не хочешь составить мне компанию?

Она улыбнулась, видимо, довольная отсрочкой.

— Конечно.

Итак, они проведут брачную ночь полностью одетыми, ухаживая за больной собакой.

После полуночи домой вернулся Мэт, и когда старший брат сообщил ему о своей женитьбе, он тоже устроился на полу рядом с Бесполезным. Сначала Речел проявляла неприкрытую враждебность, поэтому Клинт решил, что следует все обсудить, и попросил жену объяснить, почему она так относится к Мэту. Та начала с главного обвинения:

— Вы намеренно воспользовались доверчивостью моей сестры, а потом жестоко и бессердечно ее обманули!

— Не правда! — воскликнул Мэт.

И тут началось сражение, причем Клинт играл роль судьи. Когда противники выплеснули свое раздражение и ему удалось направить разговор в мирное русло, выяснилось, что Молли кое-что утаила от сестры.

— В тот день она подошла ко мне на улице, а у нее была подложена вата, — объяснил Мэт.

— Вата? — недоуменно повторила Речел.

— Да. — Он показал себе на грудь. — Понимаешь… чтобы казаться старше.

— Она не могла этого сделать!

— Часть ваты вылезла наружу, — ухмыльнулся Мэт. — Она этого не видела, а другие заметили. Двое ребят помоложе начали смеяться над ней. Когда Молли поняла, отчего они так веселятся, то расплакалась. — Перестав гладить пса, он заглянул девушке в глаза. — Я на самом деле велел ей идти домой, Речел, тут она права.

Но я не хотел быть жестоким и не собирался оскорбить ее чувства. Дело в том, что… понимаешь, Молли была ошеломлена, у нее вряд ли хватило бы духа сдвинуться с места, не скажи я об этом.

— О Боже!.. Вата! Зачем ей понадобилось делать такую глупость? — Речел покачала головой. — Ничего удивительного, что она вернулась домой в слезах. Должно быть, чувствовала себя униженной и осмеянной. Почему не сказала мне правду? Я бы ее поняла и тогда не стала обвинять вас.

— Ей, наверное, было стыдно об этом рассказывать. — Мэт улыбнулся. — В этом возрасте каждый из нас совершал глупости во имя любви. Я даже пел серенаду под окном любимой девушки.

— Это не глупости, а очень милый поступок.

— Ты еще не слышала моего пения, — засмеялся Мэт и взглянул на брата. — Твоя очередь, Клинт. Расскажи о своих глупостях.

— С твоего позволения я лучше помолчу.

Речел вздохнула:

— Думаю, мне пора извиниться перед вами, Мэтью.

Жаль, что моя сестра вела себя неподобающим образом.

Такое впечатление, будто она постоянно ходила за вами по пятам.

— Ну, все не так уж скверно. Кроме того случая, когда она пошла за мной в баню. Троим мужчинам, курившим сигары, пришлось нырнуть в воду, и я потом должен был купить им новые сигары. От злости я чуть не свернул ей шею.

— В баню?! Она пошла за вами в баню? О, слышал бы это отец! Тогда Молли не смогла бы сидеть целую неделю…

Мэт слегка забеспокоился:

— Не следует никому рассказывать, я не хочу, чтобы у нее были неприятности. Она еще ребенок, а дети совершают глупости.

Его попытка заступиться за Молли положила конец недоразумению.

— Наверное, вы правы, — согласилась Речел. — Унижение на глазах подруг уже само по себе достаточное наказание. Я чувствую себя виноватой. После всего случившегося я вдруг узнаю про выдумки Молли о ее разбитом сердце.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — успокоил жену Клинт.

— Хорошо кончается? Ты же пострадал из-за ее недостойного поведения. Ведь тебе пришлось на мне жениться.

— Я уже сказал: все хорошо, что хорошо кончается.

К утру Бесполезному стало намного лучше, и он почти выздоровел. Но Клинт оставил пса в доме, а сам вместе с Джереми отправился доить коров и собирать яйца.

Коул и Дэниел кололи дрова и таскали их на крыльцо.

— Что Речел собирается приготовить на завтрак? — спросил Коул у проходящего мимо Клинта.

— Печенье, — ответил тот, надеясь в душе, что вторая попытка Речел окажется более успешной. — Поскольку она всю ночь провела на ногах, я сказал, что мы обойдемся горячим печеньем с сортовым сиропом.

Коул состроил гримасу, но быстро справился с разочарованием, так как привык есть то, что ему дают.

Когда через некоторое время Клинт возвращался в дом, Коул прокричал ему:

— Зря ты оставил Бесполезного в доме! Он прыгнул на Речел и выбил у нее из рук миску с сиропом.

— И теперь он повсюду, — встрял в разговор Дэниел. — На Речел, на полу, на столе. Жуткое зрелище. В довершение всего, пока она убиралась, печенье сгорело.

Клинт застонал. Войдя на кухню, он обнаружил, что Речел все еще ползает на коленях по полу. По выражению ее лица нетрудно было догадаться, что она плакала.

Он помог ей навести порядок, однако сироп успел просочиться между досками, и ботинки стали прилипать к полу.

— Славно начался денек, — мрачно сказала Речел и вдруг засмеялась.

Клинт не понял, что ее так развеселило. Честно говоря, с появлением Речел в доме все шло вкривь и вкось.

Потом сообразил: она смеется над тем, как неудачно складывается начало их совместной жизни. Ладно, ничего плохого, если она умеет находить смешное даже в грустном.

Клинт устало опустился на скамью.

— Знаешь, раз мы справились с этим, то нам уже ничто не страшно, — вздохнул он.

Пунцовая от смущения, Речел молча кивнула и вдруг закричала:

— Клинт! Скамейка. Больше всего сиропа попало на нее, а ведь мы тут еще не вытирали.

— А, черт, — еле слышно выругался он и захохотал.

Он смеялся, пока по щекам не потекли слезы, а отдышавшись, произнес:

— Скоро дела пойдут лучше, потому что хуже уже некуда.

Она могла бы сказать Клинту, что на лучшее рассчитывать не приходится. Ибо постоянные неудачи — явление для нее столь же обычное, как чудеса для Иисуса.

Возвращаясь однажды утром из курятника, Речел не заметила оброненное кем-то полено, споткнулась и разбила все яйца, предназначенные для завтрака. А поскольку они относились к числу немногих блюд, которые она могла готовить без ужасающих последствий, то потеря была не столь уж маловажной.

Ее стряпня… Не просто плоха, а отвратительна. Она так и не набралась смелости рассказать братьям о своей слепоте; поэтому Клинт, наверное, считает ее глупейшим из существ, произведенных на свет Божий. И она не может его винить.

Как-то Речел не сумела разобрать наклейки на банках и всыпала в яблочный пирог соль вместо сахара. В другой раз положила в кексы втрое больше соды, чем нужно. Теперь она готова кланяться любому, кто проглотил кусок чего-либо, приготовленного ею. Если она не пробовала блюда перед тем, как подать их на стол, то никогда не была уверена, что это можно есть.

К несчастью, кухней дело не ограничилось. Кроме неспособности прочитать без очков даже простейший рецепт, она вскоре обнаружила у себя еще одну малоприятную черту: рассеянность. Чем бы важным Речел ни занималась, стоило ей отвлечься, и она тут же забывала, что делала минуту назад.