Роксана Гедеон - Великий страх

Он подхватил меня на руки, осторожно усадил в кресло и, поцеловав, подал мне стакан воды.

– Выпейте, дорогая. Не стоит так волноваться.

Я подняла залитое слезами лицо с выражением немого вопроса.

– Я люблю вас, радость моя, – заверил он меня, – вы это хотели спросить?

Я кивнула.

– Поцелуйте меня, Франсуа. Я такая счастливая! Он ласково поцеловал мои мокрые от слез глаза.

– Я люблю вас, Сюз. Вы мне верите?

– О да, конечно, верю! Только чаще говорите мне об этом, прошу вас! Я так хочу слышать это!

Он нежно сжал мои руки в своих, поднес к губам мои пальцы.

– Сюзанна, вы выйдете за меня замуж? Изумленная, я улыбнулась сквозь слезы. Потом обвила его шею руками, прижалась щекой к его груди.

– И вы еще спрашиваете!

– Я хочу жениться на вас. Мы уже полтора года знакомы. Я убедился, дорогая, что мне нужны только вы. Вас мне вполне хватает. Вы такая замечательная, что с вами никто не сравнится… Даже в поездках я все время думаю о вас, и меня просто в жар бросает. Вы волнуете меня так же, как и в начале нашего знакомства; в вас столько нежности, страсти, обаяния, красоты… Я хочу, чтобы вы стали моей женой; я так давно мечтал о семье и доме…

Можно ли было услышать что-то более чудесное? Франсуа обычно был не очень-то разговорчив, но, когда он все же начинал говорить подобные вещи, это означало, что он искренне взволнован.

– А наш ребенок! – шепнула я. – Как же он будет счастлив, если мы так любим друг друга!

Мне казалось безумием то, что я поехала к маркизе де Шатенуа просить совета в том ужасном деле. Святой Боже, хоть бы Франсуа не узнал! Теперь мне хотелось иметь этого ребенка, хотелось, как ничего на свете.

– Мне уже тридцать пять, Сюз, я много старше вас.

– Вы думаете, я этого не знала? Я умею считать. Но это ничего не значит, – проговорила я взволнованно. – Ваш возраст – как раз тот, когда мужчины обзаводятся семьей.

Он обнял меня, его рука ласково погладила мои волосы, убрала со щеки упавшие локоны.

– Я очень изменился за этот год, дорогая, и это благодаря вам. Вы привязали меня так крепко к себе, что я уже и не думаю о сопротивлении.

– Я буду вам очень хорошей женой, Франсуа, такой, какую вы только можете пожелать!

Мы еще долго говорили друг другу нежные бессвязные глупости, общий смысл которых состоял в том, что мы любим друг друга.

– Где мы обвенчаемся? – прошептала я наконец.

– Церковь Сен-Жермен-де-Пре вас устроит?

– О, такая старая! Ей уже больше тысячи лет!

– Зато она величественна. Франсуа поднес мою ладонь к губам.

– Там венчались мои отец и мать, Сюз. И они были счастливы.

Я подарила ему свою самую ослепительную улыбку.

– О, если так… вы же знаете, что я согласна. Мы будем так же счастливы, как и ваши родители.

– Нам придется оформить и гражданский брак, – осторожно произнес он. – Я депутат Собрания и…

– Гражданский брак? – переспросила я в ужасе.

Об этом я и не подумала. Сейчас новые порядки, всякий брак должен быть зарегистрирован в мэрии. Но, признаться, я не понимала зачем. Вполне достаточно католического венчания, и все будут считать нас мужем и женой. И что скажут аристократы, узнав, что я регистрировалась? Ах, нет, лучше вообще не думать об аристократах и о том, что они скажут.

– Франсуа, мой милый, неужели это так необходимо?

– Абсолютно необходимо. Если я этого не сделаю, как я посмотрю в глаза своим товарищам в Собрании?

«А мои товарищи?» – подумала я с тоской. Голос Франсуа прозвучал так непреклонно и твердо, что я поняла, что гражданский брак является непременным условием, не то венчания вообще не будет. Я попыталась преодолеть возникшую досаду.

– Хорошо, я согласна, но…

– Вот и прекрасно. И венчать нас будет присягнувший священник.

Я сжала зубы. Вот и еще одна неприятность. При дворе священников, принесших присягу на конституции, считали лишенными сана. «Ну, – подумала я, – снявши голову, по волосам не плачут…» Ничто не может быть хуже гражданского брака, на который я уже согласилась.

– Вы хорошо себя чувствуете, дорогая? Вы бледны.

– Все в порядке. Просто… ваши условия – они… они несколько неожиданны.

Он поцеловал меня, провел рукой по моим волосам – я знала, что это его обычный жест прощания.

– До завтра, дорогая моя. Я должен уведомить своих родственников о предстоящем событии.

…Все это было в начале мая. С тех пор прошел месяц, брак наш был делом решенным, и венчание назначено на 10 июня. Сейчас совсем иное дело занимало меня. Мне предстояло поехать в Тюильри и уведомить о своем замужестве Марию Антуанетту. Одному Богу известно, как я боялась этого! Принцесса д'Энен де Сен-Клер, роялистка и подруга королевы, решила выйти замуж за революционера, одного из левых в Собрании… У меня холодок пробежал по коже. Разве объяснишь кому-нибудь, что я выхожу замуж за Франсуа, а не за политические взгляды?

Я еще раз оглядела свое траурное платье, провела рукой по дорогому черному бархату. Потом взяла звонок и позвонила.

– Маргарита, принеси мне, пожалуйста, голубое платье, то, у которого корсет затягивается до тридцати дюймов.

Пораженная Маргарита некоторое время молчала.

– Вы снимаете траур, мадам?!

– Но я же выхожу замуж, а делать это в черном платье ну никак невозможно!

Этот мерзавец Клавьер был прав. У меня не хватило терпения носить траур целый год.

Я проносила его только одиннадцать месяцев.

– Мадам! – крикнул Жак с козел. – Приехали!

Альбер распахнул передо мной дверцу кареты и выкатил подножку.

Я прошла в туалетную комнату, к зеркалам, чтобы слегка поправить прическу, – все-таки я шла к королеве, а она любила безукоризненно выглядящих женщин. Остановившись перед зеркалом, я пристально себя разглядывала. Мне столько времени пришлось ходить в черном, что нынешний мой вид казался мне необычным.

На мне была фетровая шляпа с голубыми перьями, бархатный лиф жемчужно-серого цвета с алмазными застежками и юбка из голубого атласа, расшитая серебром. Словом, мой наряд был великолепен. Зато я казалась чересчур бледной, под глазами залегли тени. Кроме того, я лишилась своей замечательной талии. Хотя Дениза и затянула меня, это все равно было заметно.

Но я была красива. Даже сейчас. А если поразмыслить, то бледность придает мне загадочности…

Глядя в зеркало, я заметила позади себя мужчину лет пятидесяти. Как же он мне знаком! Вне себя от удивления, я обернулась.

– Боже мой, это вы, – сказала я. – Это вы!

Передо мной стоял мой отец. Он был удивлен не меньше, чем я. И тем не менее ни я, ни он не сделали ни шагу навстречу и не протянули руки для приветствия. Ну и отношения – между отцом и дочерью!

– Я не видела вас почти год. И вот вы в Париже?