Галина Губайдуллина - Соседи и родня Оттавии Малевольти

–Я ещё не до конца растерзала Вас, мистер Сэндлер,– набралась смелости и дала отпор Оттавия.

Барон расхохотался.

–Ваш магазин, без сомненья, в этом сезоне занял почётное последнее место в номинации: «самый невежливый продавец».

–А если дать Вам волю глумиться над людьми, занятыми работой, так Вы доведёте до паники население всей страны.

–Паника быстро проходит, тогда как изжога от острого разговора с Вами может долго мучить, напоминая о себе.

Покупатель в дальнем углу с интересом слушал перебранку.

–Магазин закрывается на обед,– напомнил распорядок расписания Артур, что вновь появился перед Сэндлером.

–Порядок придумали скучные люди,– отпарировал Норман,– Давайте проводим джентльмена, что ничего не покупает, снимем, наконец, эту злополучную перчатку, и я в знак благодарности куплю у вас не одну пару перчаток, а кучу нужных, дорогих вещей. И в залог примирения я согласен выпить с вами, молодые люди, чашечку, другую, чаю.

–Вы ошибаетесь, Ваша милость, кафе находится в другом квартале,– напомнил мальчик назойливому посетителю.

–У меня ощущение, будто я попал во враждебный стан беспощадного противника. Никакого снисхождения к врагу, ни доли милосердия, а я считал Вас, Оттавия, добрейшим человеком. Как я ошибался!– кривлялся барон.

–Хорошо, Ваша слезливая речь возымела действие,– улыбнулась Отта, – Вы допускаетесь до нашего чаепития. Это дело, Вы, как всегда, выиграли, мистер Сэндлер.

Артур пошёл закрывать дверь, выпуская посетителя из дальнего угла.

–Давайте перейдём на «ты». Просто: Норман. Мы ведь друзья.

–Друзья?– удивлённо переспросила итальянка.

–Ну-у…мой тесть дальний родственник Вашего мужа.

–Вы сказали: «Вашего».

–Ах, эта любезность, видать, уже въелась в кровь.

Барон сам довольно быстро освободился от перчатки.

–Проходите, господин барон,– важно пригласил гостя Артур.

Норману сейчас требовалось всё мужество, чтобы не выдать своих пылких чувств к Оттавии. Он вырос в лицемерной среде аристократов, и не должен теряться от взгляда прекрасных глаз. Но когда он сел напротив Отты за маленький столик в подсобке, ему показалось, что с неба посыпались цветы.

Сэндлер блаженно улыбался и пил чай.

Оттавия чувствовала себя неловко, но всё же сделала несколько глотков горячего настоя.

–Мама, а как же рагу?– недовольно спросил пасынок.

–Я не голодна, сынок.

«Увести бы Оттавию в Америку, украсть и увести…Но нет, моя карьера, Джозеф, имение в горах…»– гнал мысли о побеге барон.

Оттавия проявляла интерес к этому красивому, образованному человеку, который по непонятным причинам искал её дружбы.

После чаепития Норман купил пару безделиц, поцеловал руку хозяйке и откланялся.

На следующий день чета Сэндлер была на приёме у Драммондов.

Норман нечаянно услышал разговор сестры тестя Тины Бонэм с другой дамой.

Родственница обращала внимание подруги на поведение общей знакомой:

–Эта вертихвостка вдова Вирджиниуса Беула опять с бокалом вина не отходит от хозяина дома. Была бы Августа поумней и побойчей, сама бы увлекла мужа разговорами.

–Ходят слухи, что Бернхард Драммонд уморил её мужа передозировкой лекарств, и теперь хаживает к свояченице без опаски.

Хозяйка приёма пела под аккомпанемент Билинды какую-то жалостливую шотландскую балладу.

Сэндлер перехватил взгляд Беулы и Бернхарда.

Наклонился к уху жены и шёпотом спросил:

–Мне кажется, или это на самом деле? Что Спенсер посматривает на Берни, как на дорогую собственность?

Наяда после своей свадьбы сблизилась с Беулой, и была посвящена в её тайну.

Потому потешила слух мужа:

–Да, они любовники.

–Значит, сплетники не лгут. Забавно.

–Но ведь и ты женился на сестре жены.

–Вот именно: женился, а не завёл грязные шашни. Берни Драммонд – жёсткий прагматик, как это Беула могла влюбиться в такого чванливого ублюдка?

–В погоне за вниманием мужчин леди, наверное, закрывают глаза на мелкие недостатки.

–А, может, женщинам интереснее расшевелить бесчувственного субъекта? Бегают же некоторые за монахами…

–Зато мужчины предпочитают легкодоступных шлюшек.

Затем дома Норман заикнулся о наболевшем:

–Надо пригласить на очередной бал к нам чету Боу. Бедняжка Оттавия заперта в доме с выводком мужа и своими близнецами.

–Насколько я знаю: она не вылазит из своих магазинов, даже заменяет заболевших продавцов.

–Боу нигде не бывают, а красота должна светить, ею должны восхищаться. Красота должна вдохновлять поэтов, музыкантов, скульпторов и художников.

–Нет, надо пресечь на корню наглую попытку внедриться в круг нашего общества женщине из низов сословия.

–Но Оттавия вышла замуж за дворянина, а значит, стала частью Высшего Света.

–Скажи мне, Норман, ты тоже боготворишь эту выскочку-итальянку?

–А кто ещё о ней говорит?

–Бернхард отзывается о ней, как о святой. Все, кто видел её, уверяют, будто это ангел сошёл с неба и сияет неземной, возвышенной красотой. Но ты не ответил на мой вопрос. Ты присоединяешься к общему мнению?

–Да по сравнению с Оттавией все остальные дамы нашего города – накрашенные пугала!

–Никаких балов на ближайшее время у нас не предвидится. Ты же знаешь: после нашей свадьбы здоровье матери неожиданно пошатнулось.

Клан Драммондов провожал на пристани главу семейства, старик снова собрался в плаванье.

Беула Спенсер причитала:

–В Вашем преклонном возрасте разве можно так подвергать жизнь опасности и лишениям в длительном путешествии?

–Дорогая родственница, истинным англичанам никогда не сидится дома: кровь викингов зовёт завоёвывать новые земли,– шутил Айвор.

Августа по-дружески обняла сестру. Беула поёжилась от её прикосновений: совесть больно уколола сердце.

Внуки Драммонда-старшего бегали по борту корабля и весело смеялись.

–Билинда! Залман! Мы едим домой, идите сюда!– окликнула их мать.

–Мы поедем с дедушкой! Мы тоже хотим в дальние страны!– запротестовал Залман.

–Пусть дедуля нас хотя бы покатает,– поддержала сестра брата.

–Вот вернусь из плаванья, и займусь вами,– обещал Айвор внукам,– Выращу себе замену. А сейчас: марш на берег! Мне нужна дисциплинированная команда, а не нытики на корабле!

Дети с неохотой покинули барк, поцеловали деда, и стали вместе с роднёй махать ему вслед.

Джобет таяла на глазах, она отказывалась от пищи, пребывала в плохом расположении духа. Последнее время женщина уже не вставала.

Дочь часто приходила к ней, уговаривала что-либо съесть, но мать гнала её.

Остин навещал супругу очень редко, его раздражал вид больных людей, тем более он считал, что Джобет сама усугубляет недомогание своей отрешённостью.