Стефка Модар - Габи. Легенда о любви

…По молодости, если не с самого рождения, Дюма был смелым, раскрепощённым, и в этом он напоминал своего отца, наполеоновского генерала Тома-Александра Дюма, который наравне с Бонапартом прошёл огонь, воду и медные трубы, поэтому был «рыцарем без страха и упрёка». Однако впоследствии друзья рассорились, не поделив что-то между собой, вследствие чего старший Дюма остался не у дел, без средств на пристойное существование. Но в семье Дюма и это превратили в шутку: ведь таких генералов было пруд пруди, впрочем, среди них был и отец Гюго. После смерти отца, генерала Дюма, семья жила в нищете. Сын Александр, чтобы прокормить семью – мать и сестру, был вынужден заниматься браконьерством. Юношеский максимализм слепо вёл к поставленной цели – взять реванш. Двадцатилетний Дюма отправился покорять Париж, где по знакомству друга отца его приняли клерком к герцогу Орлеанскому.

Находясь среди книг в громадной библиотеке, он начал творить – писать легко и глупо, так оригинально и правдиво до наивной простоты, что это доводило до умиления как прислугу, так и самого герцога.

Неожиданно Дюма (в этой же таверне) познакомился с Гюго, и они стали друзьями, соратниками по перу. В кругу их небольшого товарищества все его любили и уважали.

И сейчас сидящие за столиком смотрели на него с теплотой.

Мериме с лёгкой иронией констатировал:

– Смешно, душа Дюма! Смешно!.. – зааплодировал.

Проспер Мериме был самым умным и рациональным из всей компании. Он был выходцем из семьи образованного химика и живописца Франсуа Леонора Мериме. С его мнением считались буквально все.

Молчаливый Мюссе, взглянув на Мериме, произнёс:

– Шарлю угодна любая связь, лишь бы быть всегда точкой над «и». Иначе он не был бы нашим с вами критиком. Такая у него работа – вешать ценники на всех, в том числе и на нас. Это его кусок хлеба. Надо крутиться, чтобы заработать на булочку с марципаном, да и попотеть, – с кривой усмешкой, – сочувствую, придётся долго работать.

Все посмотрели на Мюссе. Он, как всегда, был накурен, заверяя, что таким образом лечит свои нервы; из-за периодических срывов многие считали его истеричным. Долгие годы Мюссе искал себя на поприще юриспруденции и медицины, но дальше любопытства не пошёл, заявив себе:

– Это не моё! – после чего не обременял больше тяготами мозг и душу.

И только найдя новый круг общения из писателей и поэтов, он ощутил в себе порыв вновь попытаться найти себя, понять, кто он таков. Мюссе вдруг захотелось стать значимым. Он был старше остальных, говорил редко, но метко, к нему прислушивались как к человеку в летах.

Потеряв интерес к Шарлю с Андре, все отвернулись от двери, принявшись доедать цыплёнка и запивать трапезу вином.

На улице Андре и Шарль, встретившись как старые приятели, поприветствовали друг друга хлопками по плечу. Андре, нагнетая интерес Шарля, не скрывал обуревавших его эмоций:

– Ты представляешь! У нашего любимого появилась новая пассия!

Шарль был весь во внимании. Разговор, казалось, попахивал очередной сенсацией, обещавшей стать остренькой… И о ком эта сплетня?.. О самом Гюго!

Андре постучал тростью по носку своего башмака, и Шарль мгновенно обратил на это внимание:

– Что, никак развод от него получил? – с кривой усмешкой поинтересовался он. – Вытри…

Он не успел договорить, как Андре тут же нервным движением вытер свои губы, не понимая, что на них могло остаться.

Шарль вновь криво усмехнулся, глядя с безразличием на обеспокоенность Андре, поддел друга:

– Да нет там ничего, кроме слюней, успокойся! Право, как баба! Ну, давай, вытряхивай всё из себя! Всю свою суть!

Андре, недовольно посмотрев на него, зло пробубнил:

– А причём тут моя суть? Я абсолютно не о своей сути! Есть и поинтереснее вещи в нашем мире!.. – многозначительно глядя на друга. – Например, Виктор!

При упоминании Гюго у Шарля загорелись глаза, он впился в Андре взглядом, умоляя продолжать:

– Ладно, не томи, говори уже!

Андрей оставил в покое трость, опёрся на неё и многозначительно сказал:

– Ой, как вас пробило, месье Сент-Бёв! – с интересом посмотрел на друга. – С чего бы это?

Шарль, покрываясь тёмно-бурыми пятнами, зло прищурился:

– Как вижу, не меня одного. Давай, выкладывай!

Андре наконец прорвало:

– Ты и представить не можешь! Девка! Цыганка! – Он показал на себе округлившиеся формы живота. – О! – ёрничая, – так что ещё один Гюго вот-вот на выходе. – Закатив глаза, с сарказмом выпалил: – Он это мне сам сказал! О Боже! Кажется, Гюго – второй Чингисхан! Решил воплотить в жизнь план по селекции «Человечество – мои дети». Сколько их уже по Парижу и окрестностям бегает? Гигант! Гигант во всем!

Шарль посмотрел на Андре, подчёркнуто сдержанно ответил:

– Тебе виднее! Гигант он или нет!

Андре моментально залился краской, но уже через секунду вспылил:

– Да, гигант! И может, и хочет! – окинул Шарля взглядом с ног до головы и с ехидством выдавил: – не то что некоторые! Не только мужики от них бегают, но и бабы. Да таким мужикам кроме как роли рваной жилетки ничего не отведено.

Шарлю стало обидно и стыдно. Он стал выпытывать подробности:

– Ну и как, та цыганочка – хороша или…

Андре неожиданно почувствовал вдохновение, в нём проснулся рассказчик, и он затрещал, как сорока:

– Ну, опять же для начала! Она не цыганка! Это я так с бухты-барахты ляпнул. Она что ни на есть венгерка. Из Трансильвании. Красавица!

Покачав головой, разложив бурлящие мысли по полочкам, он, как истинный знаток прекрасного, восторженно произнёс:

– Формы, конечно, несколько в расплывчатом виде, но девка хороша!.. – собрав пальцы и причмокнув: – Персик! Наливной! Вся из себя, а главное! Дитя! Лет 15, не больше. – Подметив замешательство на лице Шарля, язвительно добавил: – Вот что значит – женился рано. Стало быть, ещё не нагулялся… – продолжал с издёвкой, – видно, через него прошло не так уж много девочек, план теперь выполняет, чтобы было, что в старости вспомнить… – ядовито, – а писал…

Он замялся на мгновение в поисках поддержки со стороны Шарля, но, не дождавшись, продолжил поносить друга:

– Я и говорю, что он писал по молодости да по глупости одни фантазии и причуды… – с ехидством, – фантазёр!.. – и добавил: – Ну что ему могла дать его Адель Фуше? Он её и не любил никогда, так, по молодости, хотел выглядеть в её глазах мужчиной. – Засмеялся: – Он и поэт! Решил блеснуть своей самодостаточностью перед девушкой, которая на тот час отдавала предпочтение Эжену, его брату.

Тоже мне, Ромео и Джульетта. Родители сказали, родители сделали. И быть по сему! – Не в силах сдержать сарказма: – Та обещала любить до гроба одного, а вышла замуж за другого. Немудрено, что в день свадьбы разгорелась ссора! Брат пошёл на брата!