Лесли Лафой - Невеста маркиза

– Да, задача. В Лондоне оставаться ей нельзя, это ясно. Если вспомнить, что она наговорила Люсинде, ей точно угрожает опасность.

Тристан кивнул.

– Скажи, кто живет в твоем загородном поместье?

– Пока одни только слуги, но когда светский сезон закончится… Мои родители вряд ли похвалят мое чувство христианского сострадания; скорее они меня прикончат.

– В любом случае, если Люсинда захочет разыскать Сару, то любая резиденция твоих родственников станет объектом для розысков после того, как она обследует мое жилище. Но если Сара поселится на хорошем постоялом дворе где-нибудь на значительном удалении от Лондона…

– На постоялом дворе, который будет выбран совершенно наугад, чтобы никаких логических догадок относительно ее места пребывания не просочилось в общество…

– Вот именно. Может быть, даже где-то на побережье. Предоставь это мне, Локвуд. Я выберу место и позабочусь, чтобы Сара благополучно устроилась в убежище.

– Я сегодня же открою для нее аккредитив и…

– Нет, – возразил Ноуланд, качая головой. – Лучше не иметь никаких бумаг, которые бы прямо связали тебя с мисс Шератон. Я оплачу ее расходы, а ты сможешь вернуть мне долг по прошествии некоторого времени. Чем больше времени пройдет между затратами и оплатой, тем труднее будет кому-то проследить путь этих денег.

– Временами ты меня просто изумляешь.

Ноуланд довольно улыбнулся:

– Спасибо, что заметил. И раз уж ты настроен признавать мои заслуги, давай договоримся, что с этого мгновения распоряжаться данным делом буду я. Тогда, если тебя спросят, куда поехала мисс Шератон, ты сможешь честно ответить, что не знаешь, а как только она будет устроена, я заставлю ее написать Люсинде письмо, в котором она признается, что ребенок не твой, и скажет, что возвращается домой, чтобы попытаться призвать к ответу его настоящего отца.

Все это звучало достаточно разумно, и, кажется, ситуация улаживалась достаточно хорошо. Тристан кивнул и незаметно посмотрел на Сару, надеясь, что на этот раз она не проявит излишнего упрямства.

Стоя рядом с ним, Ноуланд тихо заметил:

– Думаю, сейчас самый подходящий момент для меня выйти вперед и сыграть роль благородного рыцаря. Чем быстрее закончатся ее связи с тобой, тем меньше осложнений будет в твоей жизни позже. Не думаю, чтобы мисс Шератон и леди Симона смогли бы когда-нибудь подружиться.

– Я тоже, – признался Тристан и, кивнув, пожал другу руку, после чего торопливо ушел из гостиницы. Садясь в ожидавшую его карету, он думал о том, насколько странно выглядит все происшедшее. Он ожидал, что ощутит огромное облегчение, когда Сара прекратит преследование, но его чувства по-прежнему пребывали в смятении.

Отчасти он испытывал грусть из-за того, что Сара поставила себя в такое отчаянное положение. Поездка в Англию ради отвратительной игры стала для нее не только необходимой, но превратилась в единственно приемлемый выход. Правда, если в конце концов у Сары все устроится, она будет даже счастлива тем поворотом, который уготовила ей судьба.

Но сильнее всего было ощущение того, что ему достался редкий и неожиданный шанс заново начать собственную жизнь. Вот только что ему делать с этим шансом… Пока кругом были одни вопросы и никаких ответов.

Стоит ли ей последовать совету Фионы и положится на свое чутье? Симона сидела на переднем сиденье кареты Таунсендов и размышляла. Возможно, она делает ошибку? Возможно, ей следовало остановить это предприятие сразу же, как только Эмми его предложила? Однако теперь сожалеть было уже поздно. Она этого не сделала в основном потому, что в те секунды, когда ее протесты могли бы принести хоть какой-то результат, ее больше занимала сама возможность встречи с Тристаном.

К тому моменту, когда Эмми надела накидку, шляпку и перчатки и вышла на улицу, было поздно высказывать сомнения, которые наконец пробились сквозь ее первое чувство нетерпеливого ожидания.

– Ты моя самая лучшая подруга, Симона. Может, все-таки еще не слишком поздно?

– Если бы это было так, я бы отказалась участвовать в этом. Ты нарываешься на скандал.

– Знаю, – согласилась Эммалина с радостной улыбкой. – Зато нам весело, правда?

Проклятие! Что случилось с застенчивой малышкой, которая совсем недавно предпочитала прятаться за пальмами?

– Тебе перестанет быть весело, если твой брат все узнает.

Эмми фыркнула.

– Да, полно, Симона! – Она беззаботно махнула рукой. – Мы с мистером Грегори будем говорить о перевозках товаров и учетных книгах. Тристан может войти в любой момент – и на самом деле мне кажется, что ему будет приятно видеть, что я интересуюсь его компанией.

– А еще он достаточно быстро поймет, что на самом деле ты интересуешься его старшим служащим, и дела, которые он ведет – всего лишь предлог.

– Ни в коем случае! – горячо заверила ее Эмми. – Тристан считает, что я наивная девочка.

– Ты и есть наивная девочка.

– А вот и нет!

Понимая, что нет смысла продолжать этот спор, Симона осторожно спросила:

– А как же лорд Ноуланд?

– При чем здесь он?

– Ну, он, кажется, считает тебя прекраснейшей женщиной во всей Британской империи, разве нет?

– По-моему, он сказал, что я прекраснейший цветок. То есть редчайший цветок, вот!

Ободренная тем, что подруга так детально запомнила этот разговор, Симона продолжила:

– Это очень завидный жених, поверь.

Эмми фыркнула:

– Кто это сказал?

– Светское общество. А что тебя так удивляет? У него есть титул, он сотрудник Скотленд-Ярда и занимает очень хорошее положение.

– Я и не ожидала, что тебя интересует мнение света, – возмутилась Эмми. – Если уж кто-то способен оценить самостоятельные решения, так это ты, я уверена.

Симона пожала плечами: она прекрасно знала, что есть границы, которые переступать не следует.

– Я не родилась аристократкой, Эмми, а ты принадлежишь к этому обществу с рождения, и это меняет абсолютно все. Мое присутствие в свете терпят только потому, что я официально являюсь подопечной герцога и нельзя меня игнорировать, не оскорбив при этом Дрейтона. Все стоят и наблюдают за мной, ожидая, когда я сделаю очередную ошибку, и это служим им развлечением. Мое плохое поведение терпят только потому, что знают: из той немытой невоспитанной толпы, которую они презирают, меня удобно ставить перед их драгоценными безупречными доченьками в качестве примера того, как надо себя вести.

– И это очень низко с их стороны! – заявила Эммалина, когда карета остановилась. – Я никогда не сделаю такой низости! – Она потянулась к ручке дверцы.

Симона поймала ее за руку, заставив остановиться.

– Позволь мне договорить, Эмми, потому что это важно, и ты должна понять. Тебе не дана такая свобода, как мне; это несправедливо, но тут уж ничего не поделаешь. Ты должна следовать правилам, и тебе нельзя флиртовать со служащим, каким бы славным и красивым он ни казался. Если ты намеренно пожелаешь упасть, это будет сочтено признаком аморальности. Общество тебе никогда не простит, что ты его предала.