Глафира Копылова - Дарья Рябинина о людях Сибири

В эту осень уродила хорошо черемуха и любительница ходила

за ягодами, едва могла она утерпеть от искушения, как бы сходить.

– Пойду, – говорит, – немного наберу свеженькой, – сказала она

отцу, – а потом съездим.

– Нет, – сказал отец, – не пойдем. Ты, мать, немного поправься,

тогда съездим вдвоем – конь-то лучше довезет, чем идти. Хватит

тебе мытарится – отдохни, поправься, потом все сделаем, еще не

поздно.

Отец ушел на свою работу. В это время мать взяла корзинку, узелок с едой и ушла ненадолго. Целый день пробродила по

острову ягодники, по черемушнику – жаль оторваться от осыпанной черным бисером чащобы.

– Как же теперь нести-то, – подумала она, но напарница ей помогла поднять на плечи и пошли они домой. Вначале вроде бы

ничего немного, она почувствовала, что она ничего не ела.

– Давай, кума, посидим, – предложила она напарнице и та

согласилась.

Сняли с плеч ягоду,сели на краю дороги подавать и слышат из кустов кто-то кричит: «Ау, бабы, не пора ли домой?!»

Кто-то совсем рядом отозвался и, немного погодя, из чащобы

вышли две старушки с ведерками ягод. Немного погодя вышла и

та, которая окликнула этих двух.

– А где же баба Анна? Надо ее кричать.

Но бабка Анна вышла сама с противоположной стороны.

Все сели рядом и захрустели огурцы и яйца. Подкрепившись,

все сразу пошли домой, порядком нагруженные. Шли медленно

тяжело согнувшись под тяжестью ягоды. До деревни было далеко,

а на пути предстояло перейти протоку, в которой очень быстрая

и холодная вода. Распотевшие и уставшие, они поснимали свой

груз и отдыхали. Отдохнув немного, перебрели холодную воду, но

Арина подошла к реке, оглянулась на остановившихся женщин и

вошла в реку. Ей не хотелось затруднять не менее уставших женщин. «Лучше я пойду понемногу».

По спине текло, а руки тряслись от усталости, потому что руками она держала корзину на плечах. Арина перешла потная реку,

холодную и быструю, и, шатаясь, все шла и шла в сторону своей

деревни, все более отдаляясь от всех остальных женщин. Ей хотелось снять груз, постоять, отдохнуть немного, но близко никого не

было, они все отстали, а самой снять – потом не поднимешь.

– Пойду уж я потихоньку, тут уж недалеко.

У самой деревни ее догнали старухи, шли молча, понуря головы. Они сознавали, что у Арины больше груза и она нисколько не

отдохнула.

Дома ее ждали одни неприятности. Принесенной ягоде никто

не обрадовался, а наоборот, сильно переполошились.

Мать, едва переплетая ногами, вошла во двор. Шутка ли, приволочь болевшей женщине столько ягоды, не отдохнув, не снимая

с плеч груза.

Во дворе стоял сын Петро. Он подскочил к матери и бережно

снял груз на землю. Отец был уже дома. Он страшно заволновался, заплакал и ушел со двора.

Мать вошла домой и тихо повалилась на постель. Вошел отец,

сел недалеко и сказал:

– На кой черт тебе эта черемуха сдалась? Не пройдет это даром,чует моё сердце!

***

Мать легла.Её стало морозить,трести,то стало страшно жарко.В ночь вообще стало совсем плохо . Всю зиму пролежала она, тяжело болела, и никакое лекарство

не могло ей помочь. Что бы ни принимала, а лучше не было.

Отец часто плакал, ругая себя и все на свете за то, что как он

мог проглядеть, что она ушла за этой злосчастной черемухой.

Никто не знал, куда ушла, думали, что у соседей сидит. Часто уходила она раньше – то прядет, то вяжет и разговаривает. Никто не

подумал об этой черемухе. Хоть бы кому сказала, да хоть встретили бы их вечером. Всю зиму болела мать, кашляла. Исхудала, есть

ничего не хотела. А ранней весной она умерла.

Не расскажешь всего, какое горе пришло в дом маленькой

Дашутки.

После смерти матери в доме все замерло. Отец стал часто плакать, после чего страшно напиваться, а опьяненный он просил

детей:

– Спойте, детки, какую мать любила.

Но дети пели все и всякие, залезая на русскую печь, а потом

тоже ревели и со слезами засыпали.

Праздники прекратились, соседи ходить стали все реже и реже

и наконец совсем никто не приходил.

Вся тяжесть домашней работы легла на плечи одиннадцатилетней девочки: хозяйство, школа, огород, а уж игры отошли в сторону.

Ей так хотелось побегать, но строгость отца быстро состарила ее, и

школа в зимнее время совсем отнимала все остальное. Да игры ее

совсем не стали интересовать. Девчонки старались развеселить, но

она на них как-то посмотрит и отойдет в сторону, часто плакала.

Андрюшка, чтобы развеселить ее, придумывал разные игры,

шутил, кривлялся, лишь бы она смеялась.

– Даша, хочешь солнышко покажу? – однажды сказал он ей.

И не дожидая ответа открыл под пол западню, – полезай на

приступку!

Дашутка посмотрела на него и полезла вниз, под пол, где хранили картошку.

– Садись на первую, – скомандовал он и накинул на нее шубу,

– смотри в рукав!

Даша, прикрылась шубой и уставилась в рукав, который

Андрюшка держат одной рукой.

–

Лучше смотри,прижимайся лучше,– и маленькая Шевченка Дашутка плотно придала рукав шубы,– лучше,путём держи!Дашутка плотно прижала рукав шубы, – лучше, путем держи!

Даша поверила брату, взрослый же, скоро шестнадцать.

Даша держит на лице шубу, а глазами смотрит в рукав в избу,

на свет. И вот вдруг чем-то обожгло ее, и она сразу задохнулась,

рывком сбросила шубу, и одним прыжком оказалась в избе, вся

мокрая. С нее текло, она вся побледнела и не может понять, что

случилось с ней. Посмотрела на брата и все поняла, – который

прыгал, хохотал, с железным ковшом, из которого только что вылил в рукав на лицо Дашке воду.

Дашка обтерла платьем лицо и косо посматривала на хохотавшего брата, который от смеха то прыгал, то до полу наклонялся,

хлопал себя по коленям. И вот, только наклонился он низко, как

Дашка схватила ведро, а в нем половина холодной воды, и окатила со спины с головы до ног той самой, которой только что была

облита сама, прыгнула на печь и вооружилась большой железной

клюкой, посматривая исподлобья.

– А-а-а-а, – на одном месте прыгал брат, мокрый с него стекала

вода. На полу была целая лужа. – По-по-го-д-ди, ду-ра-а-а, получишь, – кое-как смог сказать он, и хотел было добраться до нее,

как в двери появился отец. Все мигом стихло. Андрюшка кинулся

собирать тряпкой воду, а Дашка спряталась за занавеску.

– Что тут творится такое? – спросил отец, а сам сел на табуретку у печки и думал о чем-то далеком, своем.

– Я, тятя, сам нечаянно облился, забыл, что дома.

– На дворе и обливался, да фокусы строил! Строитель нашелся.

Подбери все, грязину развел!

Дашка молчала.

День был скучный, пасмурный. Находил дождь. По небу шли