Джуд Деверо - Горный цветок

Шесть месяцев назад Мэдди дебютировала в Америке. До этого она уже покорила Европу, выступая на протяжении девяти лет в различных странах континента с огромным успехом. Но Мэдди хотелось вернуться домой, в Америку. Наконец ее импресарио Джон Фэрли добился ангажемента в Бостоне и Нью-Йорке, и в течение трех счастливых месяцев она пела для американцев, которые были в восторге от ее пения и буквально носили Мэдди на руках.

Но затем ее тетка, жившая в Филадельфии, прислала письмо с просьбой приехать как можно скорее.

Всякий раз, вспоминая о том, как она отреагировала на это послание, Мэдди испытывала мучительное чувство стыда и раскаяния. Почему она не отправилась туда немедленно? Почему не села на первый же идущий в Филадельфию поезд? Вместо этого она спела еще в трех спектаклях и только потом поехала навестить тетку. В конце концов, думала Мэдди, та была уже довольно старой женщиной, с большими причудами и слегка выжившей из ума, и могла подождать.

Так что, когда она наконец прибыла в Филадельфию, ничего уже нельзя было изменить. Занятая спектаклями и репетициями, она так и не нашла времени — не захотела найти, мысленно поправила себя Мэдди, — чтобы съездить в Филадельфию, хотя и знала, что Лорел, ее маленькая сестренка, отправленная в школу на Восток и жившая там у вдовы их дяди, находится от нее всего в нескольких сотнях миль.

В течение трех месяцев она была совсем рядом со своей сестрой, но так и не удосужилась ее навестить.

Лорел запомнилась ей пухлым, неуклюжим ребенком, который следовал за ней по пятам и сидел под пианино тихо, как мышка, когда Мэдди пела. Отец любил повторять, что певицы из Лорел, может, и не выйдет, но горячая поклонница оперы получится наверняка.

Все девять лет, что она пела в Европе, Мэдди часто обменивалась письмами и фотографиями со своей далекой семьей, неизменно получая от Лорел восторженные послания. Девочка не могла петь так, как ее сестра Мэдди, или рисовать, как сестра Джемма, но она от души восхищалась своими более талантливыми сестрами. Она собирала о них все, что появлялось в газетах, и обожала их издалека.

Только теперь Мэдди поняла, что привыкла к этому обожанию своей маленькой сестренки и всегда воспринимала его как должное. Она посылала ей программки с подписями царей и королей, маленькие позолоченные веера, а однажды даже подарила жемчужное ожерелье, однако у нее не нашлось времени навестить Лорел, когда та была совсем близко.

Приехав в Филадельфию, Мэдди нашла тетку в постели. От всех волнений и переживаний та слегла. Минула почти неделя с того дня, как к ней в дом явился какой-то человек с сообщением, что Лорел находится у него и он желает видеть Мэдди.

— Твой отец никогда мне этого не простит, — причитала тетка. — О, Мэдди, я делала все, что было в моих силах. Лорел такой милый ребенок. Всегда тихая и послушная, не то что другие дети. И ей так нравилась ее новая школа. Почему, ну почему это должно было случиться именно с ней?

Напоив тетку лауданумом, Мэдди вновь спустилась вниз, ждать известий. День, казалось, тянулся бесконечно, и к вечеру, когда к ней наконец пришли, она была уже совершенно без сил. Хотя пришедший не снял шляпы и во время разговора старался держаться в тени, она хорошо запомнила каждую черточку его лица.

Он сказал, что она получит Лорел назад, если отправится на новые золотые прииски у реки Колорадо и выступит в шести городах. В каждом из них ей будут передавать листок с указанием места, куда ехать дальше, а также письмо. Письмо она должна будет взять с собой и передать тому, кто свяжется с ней в следующий раз.

— А что в этих письмах? — спросила Мэдди, не подумав.

— Не ваше дело, — ответил мужчина резко. — Не задавайте ненужных вопросов, и ваша сестра вернется к вам живой и невредимой.

Он также предупредил, чтобы Ла Рейна держала язык за зубами и не привлекала к этому делу посторонних, добавив, что если она в точности выполнит все указания, то в третьем по счету городке увидит сестру, а в шестом, последнем, сможет забрать ее с собой.

После этого разговора о продолжении выступлений на востоке Соединенных Штатов не могло быть и речи, и Мэдди приказала импресарио все их отменить. Джон был в бешенстве. Он сказал, что, если она отменит выступления, американцы будут ее презирать и отдадут все свои симпатии Аделине Патти, которая займет ее место, став любимицей Америки.

Мэдди понимала, что Джон прав, но выбора не было. Ей совсем не хотелось отправляться на Запад и петь там для каких-то старателей, уверенных, что опера — это «когда поет толстая леди». У нее и без того хватало в жизни забот.

В конце концов Джон сделал то, что она от него требовала: отменил все выступления. Однако он также оставил службу у нее и отплыл в свою родную Англию. Они были вместе с тех пор, как Мэдди исполнилось семнадцать, по существу, он сделал ее тем, кем она стала, однако из-за этих людей и их писем она его потеряла.

Она принялась спешно укладываться и была как раз занята сборами, когда к ней пришел генерал Йовингтон. Со дня прибытия Мэдди в Америку генерал стал одним из самых восторженных ее поклонников. Он заходил к ней за кулисы после каждого спектакля, часто приглашал поужинать с ним в ресторане, даже делая время от времени дорогие подарки. Он явно хотел стать ее любовником, однако Мэдди знала, как польстить самолюбию мужчины, заставив того поверить, что она была бы счастлива принадлежать ему одному, если бы это было возможно.

В тот злополучный день, однако, генерал был совсем непохож на пылкого влюбленного, который постоянно осыпал ее комплиментами и целовал руки за ужином. Он чуть ли не силой втолкнул ее назад в дом, когда Мэдди открыла ему дверь, и с порога заявил, что ему все известно о Лорел.

К своему стыду, Мэдди разрыдалась. На мгновение генерал обнял ее и прижал к груди, затем решительно отстранил. Он многое сказал тогда, но она почти ничего не поняла из его слов. Все это касалось мало интересовавшей ее американской политики, в частности, будущего новой территории, где недавно нашли золото: присоединится ли она к штатам, выступающим за сохранение рабства, или к тем, которые требовали его отмены.

— Какое все это имеет отношение к Лорел? — спросила Мэдди, сморкаясь и вытирая слезы. — Или ко мне?

— Им нужен курьер, которого никто не заподозрит. Кто-нибудь вроде певицы, которая свободно может ездить повсюду, не вызывая ни у кого никаких подозрений.

— Кому нужен курьер?

— Мне это неизвестно. Я не знаю, сторонники или противники рабства выбрали вас в качестве своего курьера.

— Мне до этого нет никакого дела. Я никогда не была рабовладелицей и не собираюсь ею становиться. Все, чего я хочу, так это вернуть свою маленькую сестренку. Может быть, мой отец…