Джуд Деверо - Горный цветок

— Ну что, напугал ее, а? — фыркнул Тоби, откусывая очередной кусок жесткой армейской галеты. Они сидели с ‘Рингом у костра и ужинали. — Похоже, эта дамочка ничего не боится! — В голосе Тоби звучало неподдельное восхищение. — А эти два цепных пса? Я их и не заметил, даже не знал, что они там, пока они не показались. Откуда, ты думаешь, они взялись? Этот здоровенный чернокожий, несомненно, явился сюда прямо из ада, но другой…

— Можешь ты помолчать хотя бы несколько минут? — рявкнул ‘Ринг.

Но Тоби явно не собирался замолкать.

— А она ничего, правда? Неужто такая красавица еще и петь умеет?

‘Ринг выплеснул из чашки на землю остатки кофе.

— Нет, конечно. Она такая же певица, как я врун.

— А ты совсем не такой, не так ли, парень? — Глаза Тоби смеялись. — Ты просто сказал ей правду, что она ничегошеньки не знает. И конечно, ты и не подумал спросить, не обзавелась ли она случайно парочкой вот таких головорезов для безопасности. Нет, зачем? Ты просто сказал, что она ничего не соображает, и точка. Похоже, ей пришлось это не совсем по вкусу. Что это она тебе сказала? Что от тебя больше шума, чем от этой, как ее…

— Оперы, — ответил ‘Ринг. — Она упомянула название оперы. Тебе что, больше делать нечего, как только языком молоть?

— Ой-ой-ой, ты ведь не будешь пугать меня, как эту крошку? Эй, куда это ты собрался?

‘Ринг вскочил на коня.

— Жди меня к утру. Тоби нахмурился:

— Надеюсь, ты не собираешься сделать какую-нибудь глупость? Этому великану, похоже, ничего не стоит переломить тебя пополам, как сухую ветку.

— Это не так-то легко сделать, как ты думаешь.

‘Ринг направил коня в лес. Оказавшись на некотором расстоянии от Тоби, он спешился, снял притороченную к седлу сумку и вывалил все ее содержимое на землю. На самом дне лежал свернутый в трубку кусок кожи. А в нем круглая жестяная коробка. ‘Ринг не прикасался к этим вещам уже месяца два, и вот сейчас они снова ему понадобились.

Снимая с себя одежду, он вновь обратился мыслями к событиям сегодняшнего вечера. Унижение, которому его подвергли, даже если это сделала и женщина, не слишком беспокоило ‘Ринга — мужчина мог снести не такое, — но ему не давала покоя мысль, что ее противодействие мешало выполнить приказ. Он получил приказ и, как бы этот приказ ни был ему ненавистен, должен его выполнить несмотря ни на что.

Итак, она уверена, что здесь ей ничто не угрожает?

Она полагает, что если ее охраняют эти два головореза, то находится в полной безопасности? ‘Ринг действительно даже не подозревал о существовании этих двоих, скрывавшихся, очевидно, в тени кареты, — в этом он допустил явную оплошность. Однако вид этой парочки его нисколько не испугал. Коротышка Фрэнк, судя по всему, плохо видел левым глазом. Если он и не был совершенно слеп на этот глаз, то весьма к этому близок. У негра же, хотя кожа того была гладкой, без морщин, и он, казалось, вообще не имел возраста, ‘Ринг заметил некоторую скованность движений. Похоже, парень был намного старше, чем казался. К тому же его явно беспокоило правое колено — слишком уж осторожно он ступал на эту ногу. Что же до Эдит, то в эту угрозу ‘Ринг вообще не верил. Женщина смотрела на него с откровенным призывом и тоской во взоре, и он подозревал, что стоит только улыбнуться, как она тут же выронит из рук все свои ножи.

Однако сама певица, эта Ла Рейна, была настоящей загадкой. Увидев ее, он сразу же решил, что знает, с кем имеет дело. Она казалась такой нежной и кроткой, внимая с широко раскрытыми глазами каждому слову. И она, не задумываясь, тут же предложила Тоби чай в чашке из тонкого дорогого фарфора. Это был поступок настоящей леди. Ни одна из офицерских жен в форте никогда бы не снизошла даже до простой улыбки рядовому, в особенности такому, как Тоби. А эта певица сделала много больше.

К тому времени, когда ‘Ринг кончил раздеваться он был уже твердо уверен, что этой женщине эскорт просто необходим. Вероятно, это понимал и генерал Йовингтон, раз он приказал, чтобы ее сопровождал офицер. Непонятно, правда, почему выбор его пал на лейтенанта Суррея. ‘Рингу тот запомнился молчаливым, державшимся в стороне от других офицером. Больше, кажется, и нечего было вспомнить, кроме, пожалуй, того, что однажды его уличили в нечестности. Но, возможно, у генерала были веские причины для такого выбора.

Однако сам приказ Йовингтона обеспечить певице эскорт говорил о его несомненной проницательности. Генерал явно понимал, что женщина не может путешествовать одна, без охраны, в этих диких, необжитых местах. Несмотря на то, что она считала себя сильной и способной справиться с любой опасностью, она, по существу, оставалась слабой и беззащитной женщиной. Ла Рейна была уверена, что на золотых приисках будет в полной безопасности. Это притом, что она была одним из красивейших созданий, каких ему когда-либо приходилось видеть в своей жизни!

Раздевшись донага, ‘Ринг повязал вокруг бедер вынутый из сумки кусок кожи, надел на ноги высокие мягкие мокасины, прикрепил к поясу нож и открыл банку с красящим порошком.

Мысли его вновь обратились к певице. Ее красота, похоже, была главной проблемой. Даже если он и заставит слушателей держаться от нее подальше, как, черт возьми, удастся заставить ее держаться подальше от них? Может, генерал для того и приказал выделить эскорт, чтобы тот следил за нравственностью певицы и не допускал ее свиданий с золотоискателями?

Погружая пальцы в жестянку с порошкообразной краской, ‘Ринг пожал плечами. Он был военным. Какое ему, в сущности, дело до того, что крылось за отданным ему приказом? Он просто выполнит его, и точка.

Мэдди спала, и ей снилось, будто она поет в «Ла Скала» вместе с Аделиной Патти. Освистав Патти, публика начала громко скандировать: «Ла Рейна, Ла Рейна!»

Мэдди улыбалась во сне, когда яркое пламя вспыхнувшей внезапно в темноте спички и свет зажженной вслед за тем лампы разбудил ее. Она плотно сжала веки, не желая открывать глаза.

— Эдит, погаси свет, — пробормотала Мэдди сонным голосом.

Она начала переворачиваться на бок. Что-то удерживало ее руку у нее над головой. Она дернула руку, затем, почти окончательно проснувшись, дернула сильнее. Рука осталась на прежнем месте. Охваченная внезапной паникой, Мэдди попыталась сесть, но, похоже, ноги ее, как и руки, были привязаны к койке. Она открыла рот, собираясь крикнуть.

— Давайте кричите. Уверяю вас, что никто не придет к вам на помощь.

Она закрыла рот и повернулась. Посреди палатки на полу сидел капитан Монтгомери и курил тонкую сигару. Но он был настолько непохож на себя, что в первый момент Мэдди его даже не узнала. В одной лишь кожаной набедренной повязке, позволявшей видеть длинные стройные ноги и мускулистые ляжки, с поросшей густыми волосами грудью, красными метками на одном плече и красными же полосами, перерезавшими одну из его щек, капитан представлял собой весьма внушительное зрелище.