Джуд Деверо - Незнакомка

— Давайте еще раз! — крикнула Мэнди и шагнула к дереву.

— Нет! — решительно объявил Клей. — Она вас поймала, и теперь вы принадлежите ей. Вы должны ее слушаться, и если я услышу хоть слово… — Он прищурился, и близнецы отскочили от него.

— Полагаю, вы могли бы отпустить меня, — тихо проговорила Николь.

Его улыбка увяла, и он с недоумением взглянул на нее.

— Интересно, вы и раньше всегда попадали во всякого рода неприятности или только после знакомства со мной? Ее верхняя губа чуть дрогнула.

— Разумеется, я сама себя похитила и сама выдала себя замуж — и все для вашего удовольствия. — Ее голос был полон сарказма, но Клей, казалось, не уловил его.

Взглянув на ее обнаженные выше колен ноги и задравшуюся юбку, прижатую так, что она не могла ее одернуть, он снова улыбнулся.

— Не знаю даже, что мне больше нравится — вот это или когда вы стоите в сорочке против света.

Поняв, что он имеет в виду, Николь вспыхнула от возмущения. Клей осторожно поставил ее на землю.

— Как бы мне ни хотелось остаться тут с вами и посмотреть, что вы еще вытворите, но пора за работу. — Продолжая улыбаться, он двинулся к конюшне.

Этой ночью Николь не могла заснуть и пыталась уверить себя, что причина этому жара. Накинув на ночную сорочку тонкий шелковый халат, она на цыпочках спустилась по лестнице в сад и, пройдя по темной дорожке вдоль высокой живой изгороди к бассейну, опустила ступни в прохладную воду. Ночь была живой, наполненной голосами лягушек и цикад, трепетом листьев, благоуханием жимолости. Освеженная ночным воздухом, Николь немного успокоилась, но тягостные мысли неотступно преследовали ее. В течение всех лет революционного террора и того года, когда они с дедом жили на мельнице, она никогда не лгала себе. Она всегда знала, что этим ужасам придет конец. И он пришел.

Теперь же она стояла перед лицом новой беды, но на этот раз старалась обмануть себя. Она — француженка, а француженки известны своей практичностью. Тем не менее она ведет себя, как неразумное дитя. Надо наконец признаться самой себе: она влюблена в Клейтона Армстронга. Она не знала, как и когда это случилось, может быть, в тот первый вечер, когда он поцеловал ее. Единственное, что ей известно — что все ее мысли и чувства, сама ее жизнь неотделимы от этого человека. Она отдавала себе отчет в том, что сознательно старалась рассердить его, чтобы он еще раз прикоснулся к ней, ей хотелось красоваться перед ним в прозрачной сорочке, хотелось читать в его глазах восхищение.

Обхватив руками колени и положив на них голову, она вспоминала все эти сцены и снова чувствовала себя уличной девкой. И в то же время она твердо знала, что пойдет на все ради его объятий. Но что он думает о ней? Она не Бианка, как он сказал той ночью на корабле. В ближайшем будущем он постарается избавиться от нее, и, может быть, она больше никогда его не увидит.

Она должна быть готова к концу. Эти несколько дней были прекрасны, но они когда-нибудь кончатся, должны кончиться. Она любила родителей, и их не стало, потом она перенесла всю любовь на деда и снова осталась одна. Каждый раз, когда она отдавала кому-либо свою любовь, все рушилось, сердце ее разрывалось на части, и ей хотелось умереть, нельзя допустить, чтобы это случилось снова. Ей нельзя любить Клея. Что станет с ее сердцем, когда она увидит его рядом с женщиной, которую он любит?

Взглянув вверх, на темные окна спящего дома, она заметила красную точку, которая не могла быть ничем иным, как кончиком горящей сигары. Он знает, что она здесь, внизу, и что она думает о нем. Она может прямо сейчас пойти к нему и провести с ним ночь, но ей нужна не ночь, какой бы сладкой она ни была. Ей нужна его любовь, нужно, чтобы он произнес ее имя с тем же выражением, с которым сейчас произносит имя Бианки.

Она вернулась в дом. На верхней площадке лестницы никого не было, но дым сигары еще висел в воздухе.

Николь взглянула поверх открытой книги на Клея, возвращавшегося домой после работы. Она заметила, что его рубашка порвана, сапоги испачканы глиной. Когда он посмотрел в ее сторону, она уткнулась в книгу, сделав вид, будто не заметила его.

Она сидела под магнолией в укромном уголке сада вместе с близнецами. С той бессонной ночи она проводила с детьми очень много времени и очень мало — с Клеем. Когда Клей приглашал ее позавтракать или пообедать с ним, она отказывалась, ссылаясь на усталость, а потом с трудом сдерживала слезы. Через некоторое время он прекратил приглашать ее и стал, как и прежде, завтракать на кухне в обществе Мэгги. Иногда он не возвращался домой и ночевал с работниками. Или работницами, думала Николь.

Дженни была почти все время занята в мастерских. Готовились к зиме, работы было очень много, и Николь редко удавалось видеться с подругой, которая, в отличие от Мэгги, никогда не задавала лишних вопросов.

Войдя в дом, Клей долго сидел у окна, глядя в сад. Он не понимал причины странного поведения Николь, не понимал, почему она из веселой, приветливой девушки вдруг превратилась в совсем другую — вечно усталую, озабоченную, занятую делами.

Он подошел к высокому гардеробу, снял рубашку и не глядя бросил ее на стул. В ящике лежала стопка чистых, выглаженных и аккуратно сложенных рубашек. Он оглядел комнату. В первый раз после смерти брата он видел ее чистой и прибранной. Грязная одежда, прежде валявшаяся где попало, исчезла.

Просунув руки в рукава свежей рубашки, Клей прошел в комнату Николь. Она тоже сияла чистотой. На комоде стоял огромный букет цветов, а на столике рядом с кроватью — три красные розы в маленькой вазочке. На пяльцах была растянута неоконченная вышивка. Он потрогал пальцами нити яркого шелка.

Николь и месяца не живет в доме, а какие произошли перемены. Вчера вечером Алекс и Мэнди с гордостью продемонстрировали ему, как они без ошибок пишут свои имена. Мэгги всегда кормила неплохо, но под руководством Николь стала буквально творить чудеса, каждый день к столу подавали какое-нибудь новое изысканное блюдо. Клей всегда считал, что дом его не интересует — только хозяйство, но теперь вдруг понял, как ему нравятся чистота и порядок, запах пчелиного воска, цветы в комнатах. Ему нравилось видеть близнецов опрятными и ухоженными. Единственное, чего ему недоставало, это общества Николь, ее смеха и собственного веселья, причиной которому всегда была она.

Спускаясь по лестнице, он вдруг остановился и задумался. Кто помогает ей содержать дом в таком порядке? Ведь, насколько ему известно, ни один человек на плантации не пренебрегает своими обязанностями, все работники находятся на местах. Тут до него дошло, что Николь все делает сама. Ничего удивительного, что у нее уставший вид.