Мариша Кель - Компаньонка

Гордей проводил её сочувственным взглядом и поспешил открыть двери перед графиней.

– Доброй ночи, ваше благородие.

Как только управляющий закрыл двери за Мари, его лицо переменилось. Он задумчиво взглянул на письмо, скреплённое печатью. Управляющий сделал пару шагов от дверей, и печать на письме надломилась под его пальцами.

– Ой!

Управляющий проворно развернул письмо и пробежался взглядом по красиво выведенным буквам. Гордей повторил вслух запомнившиеся ему слова.

– …Безумно скучаю… целую нежно мою любовь.

Управляющий поднёс к носу вексель, и сумма, выписанная князем, его неприятно удивила. Гордей сложил вексель и письмо и спрятал во внутренний карман своего камзола.

Следующим утром радостный вскрик Кити раздался из кабинета князя и звонким эхом пролетел по особняку. Вслед за этим всплеском радости из кабинета отца вылетела и сама Кити. Преодолев в три прыжка нижнюю лестницу, Кити очутилась в кухне.

– Я сегодня еду в театр!!! – выпалила юная княжна.

Вся происходящая в кухне работа приостановилась.

Кухарка Неёла Ануфриевна едва успела отереть руки о фартук, как Кити кинулась к ней в объятия.

– Я услышу «Титулованного соловья»!!! Няня! Няня моя, наконец-то… А что графиня? Она знает? Она проснулась?

Подарив воздушный поцелуй конюху, Кити вихрем удаляется с кухни, оставив всех присутствующих в недоумении.

Спустя мгновение кухарка, опомнившись: – Бог мой, моя крошка! Мой ангел! Спаси и сохрани…

Неёла Ануфриевна трижды осенила себя крестом и поклонилась святому духу, чем вызвала недобрый смех конюха.

Кухарка, всхлипывая от накатившихся слёз, бормоча, продолжает заниматься завтраком для господ: – Спаси и сохрани, Господь…

– Что ей? Лошадь подарили, что ли? – так же громко хохоча, пробасил конюх.

– Тьфу ты, черт! – шикнула на него кухарка.

Старший конюх расхохотался во все свои легкие.

Утро Мари выдалось спокойным и безмятежным. Давно ей не выпадало такое утро. Она довольно поздно проснулась и какое-то время, лёжа в кровати, читала любимые сонеты. Потом горничная Лизи оставила у дверей Мари завтрак. И сейчас графиня сидела с растрёпанными волосами и в ночном платье, допивала горячий шоколад и задумчиво глядела в окно. Она лениво потянулась, и её красивый пеньюар – остатки былой роскоши – сполз с одного плеча. В это утро Мари была сама нега и блаженство.

И так продолжалось бы дальше, если бы после короткого стука в спальню к Мари не ворвалась радостная Кити.

Все произошло так скоро, что Мари ничего не успела предпринять. Она так и осталась сидеть на месте, в ворохе кружев своего пеньюара, с чашкой шоколада на весу.

Кити, не закрыв за собой дверь, даже вздохнуть не успев, сразу же перешла к делу:

– Графиня, доброе утро! Как вам спалось?! Вы извините, что я… Ой!

Девушка вдруг поняла, что перед ней совсем не то, что она ожидала увидеть. Перед ней сидела красивая женщина с разбившимися по плечам волосами. Тёмные, как шоколад, волосы оттеняли сияющую белизну её кожи. Большие глаза смотрели строго и спокойно. Только одна чёрная бровь взлетела в немом вопросе.

Графиня невозмутимо продолжила пить свой шоколад.

Кити сбивчивым голосом попыталась удостовериться:

– Графиня?

Мари, поставив чашку на поднос, села прямо, как истинная графиня, и с холодным спокойствием улыбнулась Кити.

– Доброе утро, милая. Будь добра, прикрой дверь, сквозняк.

– Ой, да! Конечно. Извините… – спохватилась Кити.

– Проходи. Садись. Не желаешь шоколада?

Мари произнесла эти слова почти с кошачьей мягкостью, что заставило Кити с восхищением принять её предложение.

– С превеликим удовольствием, графиня.

Кити присела на пуфик, а графиня изящно разлила по чашкам шоколад. Одну из них она подала Кити.

– А теперь потрудитесь мне объяснить, барышня, что заставило вас пренебречь вежливостью и правилами этикета и столь бесцеремонно ворваться в мою комнату?

И намёка на укор не послышалось в словах графини.

Кити пару раз сомкнула ресницы, и губы её растянулись в улыбке. Девушка не могла взять в толк, как эта женщина вместо своих объяснений ожидает извинений и объяснений от самой Кити. Это восхитило княжну. А Мари продолжала:

– Мы горим?

Кити все с той же улыбкой помотала головой.

– Кто-то в смертельной опасности?

– Нет.

– Тогда что же стряслось, моя дорогая?

Кити потупила взгляд и произнесла совсем тихо:

– Театр.

– Театр?! – удивилась графиня.

– Ну да. Извините мне это, графиня. Я совершенно обезумела от радости.

– Кити, я тебя не намерена отчитывать. Я действительно подумала, что случилась беда. Но я тебя немного пожурю. Я понимаю, что тебя переполняют эмоции и ты вне себя от радости, но ты будущая княгиня. Этот твой первый выезд в театр говорит о том, что ты готова стать светской дамой.

Кити кивнула.

– Вот и веди себя соответственно. Я знаю, как это сложно, когда сердце готово выпрыгнуть от счастья… тогда, может, повременить с твоим «дебютом», может, ты не готова, и тебе ещё хочется прыгать в коротких платьицах по парку и лазать по деревьям? Сомневаюсь, что у тебя выйдет высидеть на стуле ровно три часа. Ты точно сможешь спокойно пройти к своей ложе?

Мари улыбнулась хитро, и Кити улыбнулась ей ответной улыбкой.

– Извините, графиня. Я буду стараться.

– Давай с этой минуты ты начнёшь себя вести как истинная княгиня.

Настал черёд Кити хитро улыбнуться.

– Тогда я бы поинтересовалась у вас, почему вы не такая? Нет. Почему вы появились у нас, как бедная родственница, чопорная вдова, да ещё в этой ужасной шляпе?!

Мари заговорщически наклонилась к Кити, сощурив глаза.

– Предлагаю тебе, Кити, заключить договор: я – открываю тебе свой секрет, а ты – будешь во всем советоваться со мной, когда придёт время. Давай постараемся доверять друг другу и ценить это доверие.

– Справедливо, – заключила Кити.

Управляющий Ольденбургского поместья Гордей сразу же невзлюбил новоприбывшую. И прошлым вечером Гордей убедился, что этой особе доверять нельзя. Ему вольготно жилось до неё. Все было в его руках и в его распоряжении. Гордей чуял наверняка, что с этой женщиной нагрянут перемены, а они ему были ни к чему. Его всё устраивало. А эта графиня того и гляди все возьмёт в свои руки и начнёт командовать и распоряжаться всем и всеми.

Гордей приоткрыл со скрипом дверь в просторную комнату. Перёд себя он внёс в комнату свечу. Просторная, но явно не жилая комната, заставленная сундуками и коробками, озарилась светом. Гордей осторожно прошел к окну и приподнял портьеру. Управляющий смачно чихнул от поднявшейся пыли, которая словно танцевала в лучах света. Гордей обвёл комнату неспешным взглядом: трюмо, портрет, наполовину завешанный портьерой. С портрета на управляющего смотрела прелестная женщина. Можно было бы подумать, что на холсте изображена была Кити, но эту женщину отличали от Кити гласа с поволокой и волосы цвета вороньего крыла. Кити же, в отличие от матери, была светлоголовой и смотрела ясно и светло. Портрет погибшей супруги князя, в открытом от портьеры месте, покрылся внушительным слоем пыли.