Виктория Холт - Три короны

– Вильгельм, я не могу подчиниться тебе. Это день памяти моего деда.

– Ладно, хватит глупостей. Одевай яркое платье – и без разговоров! Сегодня мы обедаем на людях.

– Вильгельм, тринадцатое января я всегда проводила в уединении.

– Ты будешь перечить мне?

– Вильгельм, я сделаю для тебя все, что ты пожелаешь, но только не это. В день казни моего деда мы всегда соблюдали траур.

– Не заставляй меня слушать всю эту чепуху. Я требую, чтобы ты оделась, как подобает для обеда в общественном месте.

После его ухода вернулись служанки. Они застали ее расстроенной, готовой расплакаться.

– Ну, что на сей раз? – взглянув на миссис Ленгфорд, прошептала Анна Трелони. – Какое новое злодейство задумал этот тиран?

Миссис Ленгфорд, жена священника, приехавшего в Голландию вместе с Марией, уже давно служила у принцессы и полностью разделяла ту неприязнь, которую Анна Трелони питала к Вильгельму.

– Он хочет показать, кто здесь хозяин, вот и все, – сказала она.

– Ваше Высочество, что случилось? – спросила Анна.

– Мне нужно переодеться. Принесите голубое платье и драгоценности.

– Но ведь сегодня тринадцатое января, Ваше Высочество.

– Принц желает, чтобы я обедала на людях и не портила им настроение своим траурным нарядом.

Анна Трелони и миссис Ленгфорд переглянулись и сокрушенно вздохнули.

Мария сидела подавленная, пища вызывала у нее отвращение; блюда ставили на стол и убирали нетронутыми. Вильгельм поглядывал на нее критически.

Как он мог? – думала она. Так грубо оскорбить память их деда – такого же ее предка, как и его. Все знали, что прежде она всегда проводила этот день в трауре, и он, хоть и не соблюдавший всех положенных церемоний, никогда не мешал ее скорби.

После обеда он сказал, что вечером они пойдут в театр.

– Ты тоже пойдешь? – спросила она.

– Я же сказал – мы вместе.

– Но ты ведь не любишь театр.

– Зато ты любишь.

– Люблю – но не в такой день.

– Ладно, я сказал – значит, идем.

Этот вечер имел для него огромное значение. Весь мир должен был понять, что он отрекся от политики Божественного Права, которая стоила жизни его деду и которой следовал Карл, а в будущем собирался следовать Яков.

Вильгельм хотел, чтобы все англичане знали: он стоит за протестантскую Англию и за Англию, управляемую королем в сотрудничестве с парламентом.

Поэтому он не видел необходимости предаваться скорби по человеку, придерживавшемуся противоположных взглядов.

После того январского дня Мария уже не могла вернуться к прежнему веселью. Еще никогда не была она так несчастна, как в это время. Ей казалось, что она всегда будет помнить чувства, испытанные за столом, а позже – в театре, где каждая реплика, звучавшая со сцены, причиняла ей страдание.

Все это было как танцы в пасхальную неделю.

Об этом узнает ее отец, думала она. Ее отец! Что произошло с их семьей? Она понимала, что должна любить и почитать Вильгельма, но порой это давалось с трудом.

Монмут попытался ее утешить.

– Ты слишком серьезно относишься к жизни, – сказал он.

– А ты – нет?

– Я – нет.

– Иногда у меня складывается другое впечатление. Особенно в последнее время.

– Сейчас-то?.. Да, кажется, в моей жизни наступает переломный момент.

Он бросил на нее пылкий взгляд, и Мария подумала, что вот так же Джемми смотрел на очень многих нравившихся ему женщин. Тем не менее она была тронута.

Когда они танцевали, она пыталась улыбаться, но все-таки не могла избавиться от грустного чувства. Было что-то нереальное в этой странной перемене, произошедшей в ее жизни, – она понимала, что долго так продолжаться не может.

– Джемми, – спросила она, – ты еще побудешь в Голландии?

– Ну, если меня и отсюда не выгонят, – улыбнулся он. – До сих пор мне здесь были рады.

– Будь моя воля – знаешь, как тебе были бы рады здесь?

– Как? – прошептал он.

– Очень-очень, – ответила она.

И, испугавшись собственной смелости, отвернулась.

Вечером шестнадцатого февраля тысяча шестьсот восемьдесят пятого года Мария сидела в своих покоях и играла со служанками в карты, как вдруг в комнату впустили посыльного, сообщившего, что ей приказано немедленно явиться в кабинет принца.

Увидев Вильгельма, Мария сразу поняла, что произошло нечто важное. Выражение его лица было как всегда бесстрастно, но она заметила, что ему трудно дышать – не из-за астмы, а от чего-то другого.

– Известие из Англии, – сказал он. – Известие, которое мы должны были получить еще несколько дней назад. Почта опоздала из-за льда и снежных заносов. Так вот… Умер король Карл, на трон взошел твой отец.

– Дядя Карл! – прошептала она.

Он пристально смотрел на нее – уже не помнил о том, как ему досаждала ее привычка повторять его слова.

– Ты понимаешь, – продолжал он, – какое значение это имеет… для всех нас.

Мария промолчала. Она думала о своем дяде Карле, о его вечной беззаботной улыбке.

– Я послал за Монмутом, – добавил Вильгельм. – Сейчас он будет здесь.

В чувствах Монмута никто не мог усомниться. Отцу он был обязан всем, что имел и собирался иметь в своей жизни. А что с ним могло произойти теперь, когда королем стал его злейший и давнишний враг?

С принцем Оранским он оставался до утра; затем вернулся во дворец Маурицхейс, предоставленный ему на время пребывания в Голландии, где предался своему горю.

Днем аудиенции принца Оранского попросил Бевил Скелтон, вновь назначенный посол из Англии.

Вильгельм согласился принять его. Незадолго до этого он получил письмо из Уайтхолла, содержавшее всего несколько размашистых строк:

«Имею время лишь уведомить вас в том, что смерть моего брата была угодна Господу Богу. Подробный отчет о последних часах его жизни вы получите из других источников; сообщат вам и о всех обычных церемониях, состоявшихся в этот день и позволивших мне отныне именоваться королем Англии. В заключение сего заверяю вас в том, что наши отношения будут дружественны, насколько вы можете этого ожидать».

Настолько дружественны, насколько вы можете этого ожидать. В этих словах заключалась явная угроза.

Войдя в его кабинет, Скелтон сразу приступил к сути своего визита.

– Его Величество король английский Яков Второй желает, чтобы вы немедленно выслали герцога Монмутского в Англию.

Вильгельм склонил голову.

– Желание короля Англии будет выполнено. Как только вы уйдете, я извещу герцога о том, что он больше не пользуется правами моего гостя. После этого вы сможете взять его под стражу и доставить в Лондон.

Скелтон был доволен – одержанная победа не стоила ему большого труда; однако сразу после его ухода Вильгельм послал гонца к Монмуту, который рассказал ему о визите английского посла, передал деньги и от лица принца посоветовал как можно скорее выехать за пределы Голландии.