Ширин Мелек - Кёсем-султан. Заговор

– Он прав. – Кёсем тоже смотрела ему глаза в глаза не отрываясь. – И болезнь эта зовется безумием. Еще в изначалье времен кто-то проломил миру голову. Рана зажила, но…

– Вот именно, – кивнул Картал. – Бредет с тех пор наш мир сквозь кромешную мглу, беседует с невидимыми, шарахается от тех, кто бы мог и желал ему помочь… А их, кто вправду готов и способен его врачевать, мало.

– Совсем мало, – согласилась Кёсем. – И им надо держаться друг друга.

– Воистину так. Вот ты и узнала главную тайну Хусейна-эфенди, султанша. А что это наша с ним общая тайна, ты и раньше знала, верно?

«Ого!» – беззвучно произнесла Башар, глядя на них обоих с чуть насмешливым, но несомненным восхищением. И развела было руками, собираясь, кажется, хлопнуть в ладоши, как аплодируют музыкантам или акробатам, только что выполнившим виртуозно сложный трюк, но вовремя спохватилась: слишком заметен окажется этот жест, распознаваемый даже издали.

– Не завидуй, умница, – ехидно произнесла Кёсем, мастерски подделываясь под голос юной гёзде, одной из «девочек Сафие». – На сей раз это сказала не ты – но мы-то отлично знаем, что все равно ты самая умная из всех нас.

– Да ну, скажешь тоже… – Башар, как во сне, заговорила тонким голоском девочки-подростка и, сама того не сознавая, покраснела тоже по-девичьи.

– Правда-правда, – усмехнулся Картал. У него мальчишеским голосом говорить не получилось бы, он даже не старался, но обе женщины взглянули на него, как тринадцатилетние девчонки смотрят на четырнадцатилетнего парня. – Ты умнее всех, чего уж спорить с очевидным. И муж твой это подтвердит, и кайын , брат мужа, подтверждает…

Он вдруг поежился, словно ледяная ладонь погладила его по щеке.

«Осторожней!» – сказал взгляд Кёсем. «Я всегда осторожен, о звезда моей души…» – безмолвно ответил ей Картал. И у них обоих снова одновременно, Кёсем чувствовала это, рвануло сердце.

– Никогда не считала себя умнее прародителей-Джан, – подумав, сказала Башар. И осеклась.

– Ты и вправду умеешь утешить, подруга, – вздохнула Кёсем после того, как в воздухе совершенно точно пронеслось веяние ледяного ветерка, долетевшего из краев вековечной разлуки. Она здесь знала джан-патриархов меньше всех, но основатели клана Крылатых были такими людьми, рядом с которыми холм сразу понимает, что с гору не вырос. – Тем не менее их ведь уже нет среди живых. Так что сейчас все-таки ты самая умная. Неси эту ношу смиренно.

Они снова обнялись.

– Я… скучаю по твоему кайыну, Башар. Редко мы с ним видимся, – призналась Кёсем. – По твоему брату. – Она в упор посмотрела на Картала.

– Да, в детстве мы виделись чаще. Но теперь братья Крылатые – семейные люди. – По голосу Башар ничего было не разобрать, но подушечки ее пальцев, заплясавшие на предплечье Кёсем, истекали тревожным недоумением: «Ты что это надумала, подруга?!» – И лишь у одного жена росла вместе с тобой, вот в этом самом дворце и саду…

– Пусть и второй приезжает, хоть ненадолго. – Кёсем отчаянно посмотрела на Картала. В его зрачках словно бы застыла непроглядная ночь. – С женой. Мы с ней не чужие люди. Будем как сестры…

Брат-Крылатый молчал. Он действительно не знал, что сказать.

– Только детей не требуй привезти, – вдруг жестко, почти зло прошептала Башар. – Даже наш малыш-Жаворонок тут долго не пробудет, слышишь, султанша? Опасен для детей дворец…

– Ты права. – Кёсем устало смежила веки. – Будь моя воля, я бы и старших своих сыновей из дворца отправила… к младшему. К вам. Всех троих. Даже того, которому предстоит опоясаться мечом Османа и занять трон.

– Мы их примем, – бесстрастно пообещал Картал.

– Знаю. Но не все во власти даже повелительницы Высокой Порты…

Они стояли, вспоминая мертвых и живых, а тень медленно ползла по садовому циферблату, приближаясь к отметке киблы. Потом Кёсем вновь отстранилась.

– А вот и лекарь, – совершенно обыденным тоном сказала она.

Это был ее дворец, и в нем ей все надлежало замечать первой.

Бен Закуто точно не был модным и известным врачом. В богатых усадьбах о нем не слыхивали, а из дворцов он несколько лет назад был только тут, в Топкапы, – тоже с Карталом и Башар: клан прислал своего лекаря, потому что никто из модных и известных султану помочь не сумел. Бен Закуто же сумел, но еще тогда предупредил: улучшение будет слабым и надолго его не хватит.

Хотелось тогда ему не поверить. Ох как хотелось. Рано в ту пору было сыновьям Кёсем принимать наследование, сейчас им тоже рано и очень хочется думать, что лекарь принесет добрые вести… Но обманывать себя Кёсем давно уже отучилась.

– Говори, – полуразрешила, полуприказала она.

– Госпожа… – целитель помедлил. – Мой молодой сменщик – он сейчас продолжает осмотр, – несмотря на молодость, очень опытен. Может быть, стоит дождаться…

«Молодым» Хусейна мог назвать только очень пожилой человек, ну так бен Закуто действительно был почти стар даже во время их прошлой встречи. А сейчас-то…

– Его мы тоже выслушаем в свою пору. Ныне же мы слушаем тебя, почтенный.

Голос ее был тверд как камень, и лекарь повиновался. Кёсем все же заметила, что Закуто быстро покосился на Картала. Тот почти неуследимо кивнул. Ну конечно: это их лекарь, он тоже считает, что мир нуждается в исцелении, поэтому клан Крылатых для него не просто покровители или клиенты.

– Нет, госпожа, – если ее голос был камнем, то ответ Закуто прозвенел сталью врачебного ланцета.

Это был именно ответ, а не отказ отвечать, Кёсем поняла. И это понимание толкнуло ее в грудь, точно удар.

– Никакой надежды? – спросила она беспомощно: умение притворяться сильнее, чем есть, ей, похоже, вот-вот понадобится, но здесь, среди своих, пока можно его не применять.

– Я помню, госпожа. Но то было иное. Тогда мы, если можно так сказать, учили султана распрямляться во весь рост, использовать то, что не изменил в его голове тот злосчастный удар. Ну вот он использовал все и распрямился полностью – но его роста не хватает, чтобы дотянуться до края ямы, зацепиться за него и вылезти на поле здравого рассудка.

Лекарь пожевал губами и, предупреждая следующий вопрос, добавил:

– Можно научить быть сильным, госпожа. Но нельзя научить быть высоким.

– Смерть?

– Едва ли, госпожа. Но по-настоящему тяжелая степень безумия – почти наверняка. Такая, при которой больной совершенно теряет себя самого.

– Когда? – голос Кёсем снова отвердел.

– А вот с этим вопросом, госпожа, к гадалкам или прорицателям обращаться следует, но не к врачу. – Сталь опять столкнулась с камнем. – Судя по всему, вскоре, но… Дни. Недели. Месяцы. Может быть, даже немногие годы. Это, правда, если сильно повезет.

Кёсем очень сомневалась, что это может называться везением. Но какая разница… Она вздохнула.