Ширин Мелек - Кёсем-султан. Заговор

Рано еще.

Тургай вырос мальчишкой рассудительным не по годам. Плечи его все еще хранили мальчишескую хрупкость, но уже начали раздаваться, показывая, что с возрастом парень окрепнет и тогда уж явит миру немалую мощь. Как и большинство людей, по-настоящему сильных и уверенных в себе, Тургай был добр к тем, кто слабее его, великодушен с девочками и справедлив с младшими. Воистину, не сын, а отрада родительскому сердцу! Чьим бы это сердце ни было – родных ли родителей, приемных ли…

Во дворец Тургай пошел без особого восторга, просто понимая, что так будет лучше для клана. В конце концов, когда-то отец и дядя тоже были лучшими друзьями прошлых шахзаде, и ничего хорошего, по мнению мальчишки, из этого не вышло. Впрочем, ничего плохого тоже, так что Тургай пожал плечами и смирился. Однако ему действительно удалось сдружиться с порывистым и властным наследником престола, не терпящим ни от кого противодействия. Ни от кого, кроме Тургая.

Как так случилось, никто толком не понимал. Надо думать, Аллах помог. Ведь все, в конце концов, в воле его.

Так или иначе, а шахзаде Мурад с Тургаем с недавних пор были не разлей вода. Вместе сидели, внимая речам многоречивых мудрецов, обучающих их основам аль-джебры, астрологии и изысканной поэзии, вместе объезжали горячих коней или же осваивали тонкости рукопашного боя. Из лука успешней стрелял Тургай, а вот в борьбе шахзаде Мураду он был не ровня. Впрочем, огорчаться ни Тургай, ни его отцы, как родной, так и приемный, не спешили. Пускай шахзаде будет впереди хоть в чем-то – это полезно и для дружбы, и для того, чтобы голова лучшего друга шахзаде ненароком не слетела с плеч. Дворцовые интриги слишком коварны, а нрав правителей Османской империи слишком переменчив, уж это-то Крылатым было известно, как никому другому. Достаточно того, что на саблях подростки бились вровень, – и это могли в худую минуту вменить Тургаю в вину. Кто его знает, какие коварные планы злоумышляет лучший друг шахзаде?

О, молва, тысячеустая, столикая и беспощадная!

– Дядя, я побегу за ним, ладно? – Тургай переминался с ноги на ногу, а откуда-то издалека уже слышалось:

– Эй, ну где же ты-ы-ы?!

– Конечно, – кивнул Картал. – Беги, дитя, да благословит тебя Аллах.

Получив разрешение, Тургай тут же сорвался с места. Картал с легкой усмешкой смотрел ему вслед. Беспокоиться пока было не о чем: в той стороне Доган и дядя Эфраим, они побеспокоятся о своевольном и беспечном шахзаде. А путь самого Картала на сей раз лежал в другую сторону.

Сердце привычно пропустило такт, и Картал оглянулся. Как он и предполагал, Кёсем-султан стояла у начала тропинки и разглядывала его с ироничной улыбкой. Рядом переминалась с ноги на ногу одна из ее маленьких гёзде: Кёсем почти всегда брала кого-нибудь из них с собой на прогулку.

Будущая валиде должна быть вне всяких подозрений, Картал это осознавал. А потому, низко поклонившись и прижав руку к сердцу, поспешил убраться с пути любимой женщины.

Только взглядами встретились – как поцеловались…

За кустами жасмина надрывался евнух, отчаявшийся догнать неугомонного шахзаде и его шустрого приятеля.

Все знали, что братьев Крылатых позвала на помощь сама Кёсем. Слишком многим не давало покоя то, что следующим султаном Оттоманской Порты станет Мурад.

Были тайные слова – только для них, были явные – для всех. А еще были такие, которые не полная тайна, но предназначены только для ближнего круга.

– Они видят перед собой буйного и непокорного мальчишку, – сказала тогда Кёсем. – Заранее продумывают, как контролировать любого, кто займет трон, и с Мурадом не находят общего языка.

Доган, Картал и Башар сидели тогда в гостевых комнатах гарема. Марты не приехала, не откликнулась на зов, и неволить ее Картал, конечно, не стал. Но когда вспоминал о ее отказе, ему делалось тошнее тошного.

Кёсем пришла к ним не одна: ее молодую воспитанницу Хадидже-хатун Картал до того в лицо не видел, но сын ее – сын султана Османа от «неправильной» наложницы – подрастал в клане Крылатых. Хадидже смотрела на всех приветливо и в то же время словно никого не видела; была расслаблена, но расслабленность эта казалась неподвижностью змеи, готовой к броску. Одним словом, достойная женщина, по всем меркам достойная.

В саду кричали птицы. Не умолкали, несмотря даже на жару. Верный знак, что кому-то неймется, – гуляет по саду, а может, и ухом прижимается к стене. Хадидже, по-прежнему спокойная и расслабленная, вышла на пару минут из комнаты, а когда возвратилась, птицы волшебным образом затихли. В ответ на вопросительный взгляд Кёсем-султан женщина поморщилась, затем едва заметно пожала плечами:

– Евнухи…

– Чьи? – Кёсем смотрела остро, требовательно.

– Наверное, Пертева-паши, – голос Хадидже казался сонным и равнодушным. – Я объяснила, что им здесь делать нечего, на некоторое время отошли.

Насмешку все присутствующие оценили по достоинству. Башар широко улыбнулась, и Кёсем одними глазами улыбнулась в ответ. Удивительная все-таки женщина! Сколько лет прошло, а у Картала при каждом взгляде на любимую перехватывало дыхание. Казалось, само время обходит Кёсем-султан стороной, отступает, чтобы полюбоваться ею, и не дышит в ее сторону.

Он снова подумал о Марты и опять ощутил себя предателем. Она все понимает, и с Кёсем они действительно как сестры, но от этого только тяжелее.

– Есть две партии, – сказала Кёсем, и Картал вернулся. – Пертев-паша и его сторонники хотят, чтобы на трон взошел Баязид. Что же до последователей Кара Давут-паши, чтоб шайтан совсем истерзал его печень, то они хотят возвести на трон малыша Сулеймана…

Братья как по команде закатили глаза. Последние слухи гласили, что Кара Давут-паша, объявленный государственным преступником и разыскиваемый за убийство султана Османа, скрывается в покоях своей жены, дочери Халиме-султан.

Убийство султана не стало для Кара Давут-паши волшебным ковром-самолетом, уносящим его к вершинам власти. Да, он остался визирем после повторного возведения на трон Мустафы, но если ты свинья, то валяться тебе в грязи, а не парить в облаках подобно горному орлу. Против Кара Давут-паши выступили совместно янычары и улемы, да и знать глухо роптала, наверняка втихомолку снабжая заговорщиков полновесными акче. Оно и понятно: простить низложение султана, решившего возвеличить и возвысить истинно османские роды́, многие не смогли, пускай другие и протестовали против этого, – все зависело от того, насколько приближен к Осману был тот или иной клан. Улемы же так и вовсе возмутились тому, как обошлись с Акиле-хатун, а на самом деле тому, что от власти вновь решительно отодвинули их представителя, отца Акиле, шейх-уль-ислама Хаджизаде Мехмеда Эсад-эфенди. Казалось бы, вот он, расцвет улемов, так нет же… Так или иначе, но лишь месяц удалось Кара Давут-паше наслаждаться вожделенной властью, а затем начался очередной бунт. Абаза Ахмед-паша, смещенный бейлербей Эрзурума, сумевший примирить и объединить под своей рукой мятежных янычар и сипахов, требовал головы старинного соперника в отместку за убийство султана.