Сергей Skolorussov - Ратибор и Ода. Третья книга

– Выслушай меня, или убей!

– О-о-о! Как ты меня уже достала своими красивыми высказываниями, своими позами. Ещё на колени встань!

Тора тотчас рухнула на колени:

– Клянусь! Это последний раз. И я на твоём горизонте жизни больше никогда не появлюсь.

– Тебе перед людьми не стыдно?

– Нет! Мне стыдно только перед самой собой. Стыдно, что раньше я поступала не так, как надо было поступать.

– Хватит с меня твоих наигранных страданий! Твоих фальшивых раскаяний! Мне от них не легче. Драго, которого ты убила – ему расскажи о своих чистых побуждениях. Да, ты! Что смотришь? У тебя руки в его крови.

– Я виновата. Но разве тот, кто хочет стать лучше не достоин того, чтобы его выслушали?

– Лиса хвостом красиво машет. Но дело не в красоте, а в желании замести следы.

– Я не отстану, пока ты меня не выслушаешь.

– Сумасшествие какое-то. Люди! Вы когда-нибудь видели что-либо подобное? Запредельная наглость! Человек, поставивший целью своей жизни сделать всё, чтобы я не был счастлив, теперь умоляет меня о снисхождении до уровня простой беседы. Кто-нибудь может такое понять?

Неожиданно Стирлич высказал своё мнение:

– Князь, я выскажу общее мнение, только ты не обижайся.

– О, какой у меня сегодня замечательный день! Старые знакомые в гости понаехали. И вече нежданно собралось. Даже зазывать никого не пришлось. Ну, говори, своё «общее мнение».

– Князь, негоже тебе женщину унижать. Какая бы она не была. Но ты себя должен уважать. В первую очередь – себя. Мы тебя уважаем, считая, что женщину ты зря никогда не обидишь.

– Это не женщина! Это ведьма лесная, принявшая образ красотки.

– В любом случае, человек тебя просит о малом: выслушать её. Заставляя её унижаться, ты себя унижаешь!

– О, боги! Будь проклят тот день, когда ты Тора впервые попалась на моём пути! Барри, ты-то хоть на моей стороне?

– Нет, сир. Как я могу быть на вашей стороне после той памятной ночи, которую вы подстроили своей дьявольской хитростью?

– Но ведь это она виновата в том, что погиб Драго!

– Драго был добрым человеком. Он всё бы понял и простил. Мне кажется, мой господин, вы должны выслушать женщину, которая приехала сюда за тридевять земель, чтобы просить вас на коленях о совсем маленьком одолжении.

– Тора, как тебе удаётся так легко всех околдовывать?

– В этот раз – всё не так, как ты думаешь.

– Мне и думать не надо. И так всё про тебя давно понятно. Хорошо, говори.

– Прошу тебя, мне надо поговорить с тобой наедине. Идём в твой дом.

– Что? Опять? О, боги!

– Сир, – Барри умоляюще скривил физиономию.

– Князь, мы будем рядом. И, кстати, её охрана будет рядом с нами, а не с тобой, – поощрил Вальдира на разговор Стирлич.

– Что вы меня уговариваете, как маленького мальчика. Я никому ничего не обещал. И никогда никого не подставлял. В отличие от неё. А тебе, дорогуша, одно скажу. Мне сегодня некогда с тобой встречаться. Скажу точнее. Мне сегодня даже противно на тебя смотреть. Если ты сейчас за мной потащишься, я не гарантирую, что смогу совладать с собой и не убью тебя. Но я согласен заглянуть к тебе, либо завтра вечером, либо послезавтра. Это как получится. Но с окончательным условием: на этом всё! Клянись, что с этих пор я тебя больше в своей жизни не увижу.

«Как-то двусмысленно выразился. Не к добру всё это», – подумал Барри.

***

Священные вороны Хугин и Мунин, сидя на серебряной крыше чертога в Асгарде, продолжали следить за всем, что происходит под ними на Земле.

Хугин сказал:

– Удивляюсь людям. У них по любому поводу целый букет примет.

Мунин добавил:

– Всё это глупость. Если я не обучен счёту, зачем мне знать примету про несчастливое число? Или, к примеру, я дальтоник. Для меня все кошки серы. Как чёрного кота я смогу определить?

Стирлич вечером привёл сказителя, с которым он путешествовал по миру. Вратислав оказался крепким на вид дедом. Если бы не седые волосы и такая же белая окладистая борода, его вполне можно было бы принять за могучего воина. За былинного богатыря, способного ещё многих огорчить лезвием своего меча. Барри накрыл стол, за которым присутствовали также посадник и несколько состоятельных купцов. Для начала выслушали в исполнении Бояна и подыгрывающего ему на гуслях Стирлича несколько старинных песен о былинных героях прошлого. За беседой о жизни настоящей и прошлой за кружкой доброго хмельного мёда время пролетело незаметно. И всё бы закончилось хорошо, если бы разговор неожиданно не коснулся личности Аттилы. А началось всё с высказывания Барри. Монах взял и ляпнул:

– Вот скажите венды, чем вам хуже живётся под рукой скандинава? Что вы всё время ноете? Вам ведь не привыкать жить под чужими князьями и царями.

Все промолчали, но посадник Миронег, уже изрядно подвыпивший, возмутился:

– Когда это нам было не привыкать? Это сейчас нас придавили. А до того наоборот всегда всё было.

Барри осклабился:

– Ой! Что значит «было наоборот»? Когда это венды над готами властвовали?

Миронег даже вскочил, но взглянув на Бояна, осёкся:

– Я бы сказал, когда такое было. Да не могу.

– Потому что не было такого – вот и не можешь, – продолжал подначивать пьяненький монах.

– Не могу, потому что рядом со мной сидит тот, кто всё знает и обо всём ведает. Вот рассуди нас Вратислав, было такое?

Боян тихо тронул струны гуслей и спокойно молвил:

– Всяко было. И так, и этак.

Но монаха было уже не остановить:

– Болтать каждый может. Когда такое было? Что-то я не припомню, чтобы после потопа венды над кем-нибудь властвовали.

– Ты не помнишь! А мы свою старину чтим! – Миронег тоже закусил удила. – Пусть Вратислав скажет!

– И до потопа, и после потопа готы с вендами всегда противостояли друг другу. Был и у тех верх, и у других, – спокойно рассудил старец, пытаясь притушить пыл спорщиков.

Но Барри и Миронега было уже не остановить. Монах завопил, мотая кудрявой шевелюрой:

– Это всё враньё!

– Боян врёт? Ты чего несёшь? Он – сама правда! Суть правды!

– Всегда! Всегда венды были под нами! Потому и рабов мы называем словом «слэйв». Что означает «славянин».

Боян спокойно сказал:

– Часто за реальность мы воспринимаем лишь то, что нам кажется. Если не помнить прошлое, то не будет будущего. Прошлое – это вода для цветка, стремящегося к солнцу. Без него корни усохнут, и народ забудет, кто он и откуда. Он начнёт стыдиться своей бытности, желая восхвалять всё заморское: язык, порядки, веру. Сначала в языке появятся чужие слова. Затем для удобства речи все перейдут на новый язык. А их потомки, позабывшие свои корни, пойдут убивать потомков братьев своих отцов, надсмехаясь над ними и отказывая им в праве на прошлое и будущее.