Лидия Будрик - Непокорное Эхо

По приказу барина или барыни все делалось незамедлительно, а за опоздания или промахи слуга лишался части жалования и получал хороший нагоняй. Поэтому вся прислуга старалась выполнять любые приказы Громовых немедленно. Но бывали и поощрения за хорошую работу, когда женщине или девке сама барыня жаловала хороший отрез на платье, а мужикам, которые особо угождали кормильцам, те жаловали премию в денежном размере.

Вот и сейчас все знали, что возвращается молодой барин, и старались выслужиться не только перед хозяевами, но и перед Григорием Владимировичем. Многие из прислуги еще не видывали его, так как уехал он из родного поместья совсем юным и здесь, по разным на то причинам, много чего изменилось. Да и некоторые его не помнят вообще, так как сами в то время были еще малы.

Анна Федоровна своим зорким оком осмотрела все комнаты и залы, побывала на кухне, проверила все веранды и заспешила к парадной. Там тоже окинула всё хозяйским взглядом, прошлась по двору, шурша подолом своего пышного платья, заглянула в баню, убедилась, что везде полный порядок и только тогда вздохнула с облегчением. Взволнованная и уставшая она вернулась в дом и присела у окошка. А сама долго всматривалась за ворота на дорогу и с нетерпением ждала скорого возвращения сына.

И наступил день приезда Григория Владимировича. С раннего утра в доме было суетно, всё выбегали и выбегали на крылечко то одна служанка, то другая, поглядеть, не едет ли молодой барин. Иногда и сама барыня нет-нет, да выйдет из парадной, чтобы самой убедиться, не видать ли ее долгожданного сыночка. Больше всех доставалось Варваре. Ее торопили с приготовлениями, посылали то и дело за ворота, дергая девушку по этому поводу, чтобы глянула: не показался ли экипаж, который должен привезти их любимого Григория.

Из своих имений пожаловали и сестрицы с детьми, им также не терпелось увидеть братца. Они давно соскучились по нему, за эти долгие годы разлуки, и теперь нарядные и красивые расхаживали по дому, поправляли прически, осматривали свои пышные платья, поглядывая на себя в зеркала.

По двору вокруг фонтана, под присмотром многочисленных нянек, бегали внуки. Они резвились, кричали и тоже ждали возвращения своего дядьки, которого еще ни разу не видели.

Уже ближе к полудню Варя громко оповестила:

– Едут! Барин едут!

Что тут началось! Все забегали, засуетились, стали кричать и звать друг друга, указывая, что кому делать и куда стать. Дети в испуге и с замиранием сердца смотрели на взрослых и встали рядком, ожидая чего-то особенного.

Варя спешно принесла с кухни на вышитом рушнике большой красивый каравай и подала его барыне.

Та взволнованно приняла его, вытянула хлеб вперед, поправила солонку и вместе с супругом шагнула на ступеньки парадного входа, чтобы встретить своего долгожданного сыночка хлебом и солью, как и подобает по русскому обычаю.

В ряд выстроилась и прислуга, чтобы молодой барин мог сразу всех видеть и знать, кто придет к нему по первому же его зову.

К воротам, поскрипывая, подъехали дрожки, остановились, и на землю сошел высокий и статный мужчина.

Кучер тут же отогнал подводу под раскидистый клен, остановился там и стал осматривать багаж, боясь, что в дороге могло что-то потеряться.

А Григорий уверенной походкой шагнул вперед и замер: перед ним стояло все его семейство. Маменька и папенька, милые сердцу сестрицы с детьми с волнением смотрели в его сторону и не скрывали своей радости.

Племянники, которых он еще ни разу не видел, а только по письмам узнавал о рождении у сестер детей, с неким любопытством разглядывали дядьку всего. Мальчики сняли свои картузы и держали их в руках, а девочки, взявшись за подолы своих красивых платьиц, пытались сделать перед ним реверанс.

Григорий снял картуз, низко всем поклонился и со счастливой улыбкой на лице осматривал всех по очереди.

Первым шагнул к нему барин.

– Григорий Владимирович! – со слезами на глазах и с распростертыми объятиями поспешил вперед отец. – Сынок! Вот так радость! Вот так встреча! С приездом! – радовался Владимир Петрович возвращению сына в отчий дом.

– Отец! – радостно проговорил тот и шагнул ему навстречу.

Они крепко обнялись, потом по русскому обычаю три раза расцеловались, а старый барин не удержался и пустил слезу. Он незаметно смахнул ее ладошкой, потом отошел чуть в сторону и сказал:

– Дай я на тебя налюбуюсь! Какой ты стал! Сокол! – с восхищением осматривал он сына и никак не мог нарадоваться на свое любимое чадо. – Как возмужал! Уезжал-то совсем мальчишкой, а вернулся-то господин!

– Кровиночка моя… – запричитала Анна Федоровна и подошла к сыну ближе, – сыночек мой любимый… приехал! – радостно сказала барыня и заплакала.

– Маменька! – нежно проговорил Григорий и шагнул к ней навстречу.

А сам заключил ее в свои крепкие объятия и нежно произнес:

– Как же я по вам соскучился!

– Вот, хлеб соль отведай, – всхлипывая, предложила она.

Григорий Владимирович взглянул на сестер, понимал, что те тоже ждут, чтобы обнять его, но все же отломил кусок хлеба, макнул его в соль и сразу отправил себе в рот. Он быстро прожевал его и с восхищением похвалил:

– Какой вкусный! Свой! Родной! Такой аромат только в отчем доме бывает, и я помнил его все эти годы. Думал, вернусь, а в доме на столе свой хлебушек, да такой вкусный и ароматный!

– Вернулся! – качая головой, протянула мать и вновь заплакала.

Слуга взял из ее рук каравай и с радостной улыбкой на лице отошел в сторону, понимая, что в такие минуты мешать никак нельзя. Уж больно соскучились хозяева по своему наследнику и совсем этого не скрывали.

– Ну будет, будет, маменька, – успокаивал ее сын, – теперь я здесь и уж никуда более от вас не уеду.

– Мы так рады, так рады… – причитала на радостях Анна Федоровна, утирая слезы платком.

– Погоди, мать, слезы-то лить, – упрекнул ее супруг, – радоваться надо, а мы тут целый потоп устроили.

– Радуюсь… – выдавила из себя женщина и, махнув ажурным платком, вновь залилась слезами.

Григорий взглянул на сестер, те дождались своей очереди и кинулись к нему, а сами стали обнимать его и целовать.

– Все в дом к столу, – позвал громко Владимир Петрович, – обедать будем. Варька! – кликнул он служанку.

На крылечке незамедлительно появилась девушка двадцати лет, пышная, ладная, в белом передничке, и мило пролепетала:

– Слушаю-с, ваша светлость.

– Все ли готово к обеду?

– Как велели, так и готово-с, – радостно отозвалась она и засмотрелась на наследника.

Какое-то время девица молчала, а потом тихо, но с восхищением проговорила:

– Красавчик!

– Что? – строго переспросил ее Владимир Петрович.