Виктория Холт - Храм любви при дворе короля

– Отец, – горестно ответил тот, – я не уверен, что сумею скрыть от них свой страх.

– Уилл, ты страдаешь от страха уже много дней. Улыбнись, сын мой. Они не узнают. Им не придет в голову, что вызов мне могут вручить где-то за пределами дома. Давай в этот вечер повеселимся. Будем петь, рассказывать истории, смеяться и радоваться друг другу, Уилл. В последний раз.

Уилл справился со своим мрачным настроением. Он пел так же громко, как остальные, и чувствовал, что тесть благодарен ему.

В ту ночь, лежа рядом с Маргарет, он не спал, и она тоже.

– Уилл, – прошептала она, – это не может продолжаться долго, правда? Нам осталось немного подобных дней.

Уилл ответил:

– Не может.

Он вспомнил просьбу отца и не сказал: «Таких дней больше не будет. Сегодня последний, потому что завтра отец отправляется в Ламбет».

Наутро семья поднялась, как обычно. Вид у Томаса был умиротворенный, на что Маргарет обратила внимание: казалось, он радуется этому дню. Алиса тоже обратила внимание на его вид и подумала: «Наверно, он поступит, как того хочет король. Видно все-таки образумился».

После завтрака Томас сказал:

– Давайте сходим в церковь.

Они пошли через поле к сельской церкви, как ходили не раз по утрам. А после службы, когда солнце стояло уже высоко, он положил ладонь на руку Уилла и произнес:

– Уилл, нам пора.

Потом подозвал двух слуг и распорядился:

– Приготовьте барку. Сегодня мне нужно плыть в Ламбет.

Все поняли. Этот день наступил.

Маргарет шагнула к нему, но Томас остановил ее взглядом. «Не здесь, Мег, – говорили его глаза. – Не здесь… не при всех».

«Мне нужно плыть в Ламбет». Эти слова не звучали для других так зловеще, как для Маргарет и Уилла.

Он отправляется туда по парламентским делам, решили остальные. К вечеру вернется.

Но Маргарет понимала, зачем он плывет в Ламбет, понимала и как поступит, оказавшись там. В глазах ее читался немой призыв: «Папа, папа, сделай, как они хотят. Не все ли равно, кто глава Церкви, если ты глава своей семьи и продолжаешь жить с ней в любви и согласии?»

Томас поглядел на нее и сказал:

– Не ходи дальше калитки. Мне нужно отплывать срочно. Прощайте все.

Он расцеловал всех, когда настал черед Маргарет, она прильнула к нему.

– Папа…

– Прощай, моя дочь, моя любимая дочь. Я буду с тобой… вскоре…

И пошел по лужайкам, распахнул калитку, пропустив Уилла, быстро закрыл ее и спустился по ступеням к барке.

Томас бросил взгляд на дом, который построил, дом, где познал полное семейное счастье. Поглядел на блестящие в солнечных лучах окна, павлинов на заборе, цветущие плодовые деревья. «Кто будет собирать фрукты в этом году?» – мелькнула у него мысль.

Последний взгляд на все, что составляло его счастье на земле. Потом Томас повернулся к Уиллу и, когда барка стала медленно отходить от пристани, сказал:

– Я благодарю Бога, сын Ропер, что одержал победу.

Томаса отправили в Тауэр, и веселье покинуло дом в Челси.

Радости в доме не было. Не было ничего, кроме ожидания в страхе, что произойдет дальше.

Маргарет просила разрешения повидаться с отцом, благодаря влиянию доктора Клемента и Джайлса Эллингтона ей наконец предоставили такую возможность.

Накануне ночью Мег совсем не спала, да и много ночей до того провела без сна. Слегка задремывала и просыпалась с мыслями об отце в неуютной камере. Днями ходила по берегу реки, разглядывая мрачную крепость, ставшую его тюрьмой.

А теперь она увидит отца, теперь, когда можно сесть в барку и спуститься по реке к Тауэру, надо приготовить ему слова утешения. Ни в коем случае не просить его поступать против совести.

Маргарет подплыла к пристани, сошла с барки. Уилл помог ей, он настоял, что проводит ее к Тауэру. И будет ждать возвращения. Милый, добрый Уилл, лучший из всех утешителей, любимейший из всех мужей! Она благословляет тот день, когда отец привел его в дом; надо думать о своих благах, а не о несчастьях.

Как ненавистно ей это строение своими мощью и мрачностью! Маргарет подняла взгляд к круглым башням, к узким прорезям, служащим окнами, к темницам с решетками на прорезях. И здесь, в этом строении томится ее отец, ее любимый отец.

Тюремщик повел ее по винтовой лестнице и отпер толстую дверь. Маргарет оказалась в камере с каменными стенами и каменным полом, а потом забыла обо всем, потому что отец с улыбкой шел ей навстречу.

Мег вгляделась в его лицо и обратила внимание, как отец побледнел, как запали глаза. Он изменился. И все же… сохранил способность улыбаться, притворяться веселым, хотя ему наверняка не весело.

– Мег… родная моя Мег!

– Папа! – Она целовала его, стискивала в объятьях. – Папа, ну как ты? Что они с тобой сделали? Ты похудел, борода свалялась, одежда… Ой, папа-папа… Что мне делать? Что делать?

– Будет тебе, – сказал он. – Садись, Мег. Тюремщик мой – человек добрый. У меня есть табуреты… Ко мне многие добры, дочка. Мой добрый друг Бонвизи… он присылает вина и мяса… и мне позволено делить камеру с моим добрым Джоном Бочонком, он заботится обо мне. Как видишь, обходятся со мной неплохо.

Маргарет попыталась улыбнуться.

– Ну, Мег, а как вы? Ты выглядишь недурно. Слегка загорела. Как мои дорогие сыновья и дочери? Поддерживай у них хорошее настроение, Мег. Ты же умеешь.

– Хорошее настроение! – воскликнула она. – Папа, давай не притворяться. Не будем обманываться, говорить: «Это окончится», так как знаем, что окончиться это может только одним способом, и ты отвергаешь этот способ.

– Милая дочь, давай поговорим о чем-то другом.

– Не могу. Что я скажу детям?

– Возможно, тебе придется говорить с ними о смерти. Тогда представь им смерть прекрасной. Освобождением для красоты, для радости, для счастья, каких нет на земле. Скажи, что человек, мнящий себя в этой жизни богатым, спит, и когда смерть разбудит его, он поймет, как беден. Скажи, что те, кто страдает от несправедливости, должны надеяться. Пусть благотворные надежды смягчат твои страдания, Мег. Человек, ставший стяжателем, которого распирает гордыня, надменно относящийся к своим придворным, не всегда будет таким. Когда-нибудь он сравняется с нищими. А что из даров жизни сравнится со смертью? Ты поймешь, что тот, кто в жизни вызывает страх, в смерти не вызовет ничего, кроме смеха. Мег, Мег, воспрянь духом, не горюй, то, что постигнет меня, ждет нас всех. Мой дух готов покинуть свою оболочку. Не все ли равно, кто ее разобьет? Возможно, король. Возможно, королевские министры. Возможно, королева.

– Папа, не говори о королеве. Когда я слышу о ней, мою душу заполняет ненависть. Я вспоминаю, как мы впервые услышали про нее, тогда она казалась просто легкомысленной девицей. Я тогда не понимала, что она нечестивая распутница, будущая убийца святых.