Елена Арсеньева - Виновница страстей

«Я бы жизни не пожалела, только бы он от меня голову потерял!» – чуть не вскрикнула она. Но Наташа, погруженная в свои беды, на счастье, не дала подруге высказать то, от чего горело ее сердце, а страдальчески простонала:

– Умру, ну просто умру, если не повидаюсь с Филиппом! Нам надо решить, что делать!

– А хочешь, я вместо тебя на маскарад пойду? – неожиданно бухнула Аглая – и у нее даже дыхание перехватило от собственной смелости.

Наташа ошалело уставилась на нее. Аглая робко улыбнулась, ожидая, что подруга сейчас поднимет ее на смех, однако Наташа всплеснула руками – и бросилась ей на шею.

– Душенька моя! – бормотала она, расцеловывая Аглаю. – Какая ты добрая, какая смелая! Какое счастье, что ты у меня есть! Неужели ты это ради меня сделаешь?! На такой риск пойдешь?

– Да я ради тебя на все готова! – искренне ответила Аглая, умолчав, впрочем, о том, что на этот риск она готова пойти прежде всего ради себя и ради своего неистового, любящего, исстрадавшегося от любви сердца.

Но вот прошел первый порыв исступленного восторга, и Наташа, утерев слезы радости, взглянула на подругу озабоченно:

– Но как же мы все сладим?

– Я пока не знаю, – честно ответила Аглая. – Но сладим обязательно!

«…Может быть, он все понял? – с ужасом думала Аглая. – Может быть, он догадался, что я – это не я, то есть что Наташа – это не Наташа? Оттого и не подходит ко мне? А мы-то думали…»

Они-то думали, что самым трудным будет обвести вокруг пальца тетушку Зинаиду Михайловну, которой предстояло сопровождать Наташу на бал! Однако от вовремя поднесенной рюмочки вишневочки, потом другой, а потом и третьей госпожу Метлицыну стало немедленно клонить в сон, и она придремнула в первом попавшемся кресле в парадном вестибюле около главной лестницы.

Тем временем Наташа закатила немалый скандал, прокричав, что ни на какой бал она не поедет, что маскарадный костюм могут отнести обратно в мастерскую, где его шили, что в этом доме хотят ее несчастья, если норовят выдать за человека, к которому она не питает ни малой склонности, который ей до такой степени мерзок, что с ним не только жизнь прожить, но даже тура вальса делать не хочется. Сцена была рискованная, однако цели своей достигла. Граф мигом вспылил и пригрозил Наташе вместо бала отправить ее в полицейскую часть для порки. У самого у него рука не поднимется, а наказание в участке она навек запомнит! На миг проснувшаяся Зинаида Михайловна хихикнула, слегка заплетающимся языком поддержала брата и снова задремала в своем удобном креслице.

Между прочим, угроза эта была вполне обыденной. Дворяне посылали в часть провинившихся слуг, купцы и мещане – непочтительных и непослушных сыновей, а то и дочерей. Пока, правда, никто не слышал, чтобы в части выпороли графскую дочь, ну и Наташе, конечно же, совсем не хотелось сделаться первой и быть ославленной на всю Москву. Поэтому ей пришлось смириться. Она кинулась в свою комнату, преувеличенно громко рыдая и крича, что на бал, так и быть, поедет, однако ни словечка больше не скажет ни отцу, ни тетушке, если они задумали ее погубить.

Граф окончательно вспылил и, крикнув в ответ, что даже и провожать ее не выйдет, заперся в своем кабинете.

Все это время Аглая, уже одетая в сшитое для Наташи новое – его лишь час назад принесли от портнихи – мариновое домино [29] От франц . marine – морской; мариновый цвет – морской волны. Домино – маскарадный костюм, длинное одеяние с рукавами и капюшоном, чаще в виде свободного плаща, но иногда выглядевшее как приталенное платье с пышной юбкой и капюшоном. , простенькое, но вместе с тем благородное, стояла за дверью, готовая выйти на сцену и сыграть свою роль. Девушки были одного роста, похожего сложения, обе русоволосые, вот только волосы у Аглаи чуть курчавились на висках, поэтому пришлось туго забрать их заколками. Впрочем, их должен был прикрыть капюшон. Глаза у них тоже были похожи – у обеих серые, разве что у Аглаи гораздо светлее, отчего они легко перенимали цвет платья, которое она надевала, поэтому сейчас отчетливо отливали зеленью. Но когда она скрыла лицо бархатной маской, отороченной кружевом, глаза потемнели, и теперь от Наташиных их было не отличить.

Тем временем Наташа схватила большой клетчатый платок, в котором Аглая обычно выходила из дому по мелким поручениям или каким-то хозяйственным делам, не требующим нарядности, и набросила его так, что ее голова и наполовину фигура оказались скрыты. Платье на ней тоже было Аглаино, так же как и башмаки. Ну а Аглая была обута в Наташины бальные туфельки из голубовато-зеленого атласа – в цвет домино – с такими же лентами, охватывающими щиколотку. Подметка туфелек была изготовлена из столь тонкой черной кожи, что и шаг ступить по улице, даже и мощеной, а таких в Москве было раз-два и обчелся, оказывалось весьма чувствительно. Только спуститься по лестнице, да скоренько выскочить на крыльцо, да прыгнуть в повозку, а потом проделать тот же путь, только в обратном порядке, чтобы попасть в бальную залу. Впрочем, туфельки, при всей своей субтильности, вполне могли выдержать вечер, а то и ночь самого неистового общения с паркетом бальной залы, ну а если бы порвались завязки, с собой в сумочке у Зинаиды Михайловны лежала запасная пара башмачков, точно таких же, как первые. Конечно, Аглая надеялась, что как-нибудь обойдется одной парой, потому что любой разговор с Зинаидой Михайловной мог ее выдать. Правда, сопровождающие девушек почтенные дамы обычно щедро угощались сладостями и сладкими винами, так что иногда, наоборот, именно опекаемым в конце бала приходилось заботиться об опекуншах. На это Аглая тоже сильно рассчитывала.

Но до конца бала еще далеко. Он даже не начался еще! А пока…

«Обманем тех, кто достоин быть обманутым!» – снова вспомнила Аглая своего любимого Карамзина. Они с Наташей переглянулись, быстро перекрестили друг дружку, вышли в коридор, еще раз взволнованно переглянулись – и разбежались в разные стороны: Аглая, опустив на лоб капюшон и уповая на то, что кружевная оторочка маски прикрывает ее губы, побежала к парадной лестнице, где разомлевшую Зинаиду Михайловну вынимал из кресла слуга, ну а Наташа кинулась к черному ходу и через сад, окольным путем, выскочила на круговую дорогу, где ее ждал в наемной карете Филипп, который, с тех пор как прочел письмо, переданное ему Аглаей, никак не мог поверить в счастье столь долгого свидания: ведь Наташа должна была вернуться домой не раньше Аглаи, а это значило – через два или три часа. Море времени для двух влюбленных, которым раньше приходилось встречаться лишь урывками! Правда, на сердце Филиппа лежала темная тень, и счастливые предвкушения встречи мешались в его мыслях с дурными предчувствиями вечного прощания…