Елена Арсеньева - Виновница страстей

В заговор подруг был посвящен единственный человек в доме: помощник буфетчика Дроня. Он должен был открыть Наташе двери и калитку в заборе, а потом стеречь ее возвращение. Дроня был обязан Наташе и Аглае если не жизнью, то целостью шкуры – уж точно. Год назад подруги спасли его от жесткой порки в полицейской части, а главное – от высылки в графскую подмосковную, где его непременно забрили бы в рекрутчину. Подвел Дроню под монастырь неудачливый ухажер все той же Лушки: лакей Минька. Он нарочно пролил масло в коридорчике, которым Дроня должен был нести графу и его гостям поднос, уставленный графинчиками с наливками, а также рюмками. Поднос был преизрядный, добра на нем стояло не меньше, чем на сотню рублей, однако, будь ты хоть скоморох из ярмарочного балагана, не удержаться тебе на ногах, ступив на щедро намасленный пол. Не удержался и Дроня – шлепнулся, поднос уронил, дорогую посуду побил, вино пролил, и причитай не причитай по поводу масла на полу, графа разгневанного не умилостивишь! Однако – по чистейшей случайности! – Аглая видела, как Минька пол маслил. Она и заступилась за Дроню перед Наташей, она и умолила подругу броситься к отцу и спасти несчастного парня. В результате в часть на порку, а потом и в подмосковную отправился зловредный Минька, ну а Дроня с тех пор не только двери бы в неурочный час для барышень Натальи Михайловны и Аглаи Петровны открыл или закрыл, но и жизни бы своей ради них не пожалел!

К счастью, этого пока от него не требовалось, а что требовалось, он исполнил.

Аглая была так взволнована, что плохо осознавала происходящее. Словно во сне, промелькнула дорога до дома Прокошевых: цокали копыта, похрапывала, то и дело вскидываясь и что-то бормоча, Зинаида Михайловна, мимо проносились другие повозки, доставлявшие причудливых персонажей, которые тоже спешили на маскарад… Но вот прибыли; один из лакеев, встречавших гостей, подал руку легко выскользнувшей из кареты Аглае, другой помог выгрузиться Зинаиде Михайловне; хозяева, встречающие гостей, приветливо улыбнулись обеим, уверенные, что рядом с госпожой Метлицыной идет под маской Наташа Игнатьева (на обычном балу их прибытие было бы громогласно объявлено, однако на маскарадах инкогнито, насколько возможно, блюлось, так что увеселения эти словно нарочно были созданы для интриганов и авантюристов… авантюристок тож!)… И вот уже двери бального зала распахнуты, и музыка оркестра, стоявшего на хорах, словно накрывает Аглаю волшебными звуками, и в глазах все начинает мелькать при виде кружащихся в вальсе пар, и высокий гусар в полумаске склоняется перед ней, приглашая на танец, и сердце ее падает, замирает, а потом начинает биться ровнее, потому что это оказывается не Лев Каменский, а какой-то незнакомый военный.

Кавалер, впрочем, вальсировал изрядно, и Аглая всецело отдалась наслаждению танца, однако успевала окидывать взглядом залу, пытаясь увидеть того, по кому она томилась уже почти год, и не сомневаясь, что он вот-вот окажется рядом. Но лишь только закончилась мелодия, Аглаю увлек в круг другой гусар, и это снова был не Лев, потом третий и четвертый… казалось, все присутствующие в зале военные сговорились непременно потанцевать с маской в домино маринового цвета, но Аглая, как ни кружилась все-таки ее голова в крутых поворотах, как ни сбивалось в пробежках и стремительных глиссадах дыхание, все же мгновенно чувствовала, что это опять не Лев заключает ее в свои объятия. Самое удивительное, что, ни разу не быв в его объятиях, она не сомневалась, что узнает их немедленно… однако судьба к ней пока что не благоволила.

Поскольку на этом маскараде не присутствовали ни государь-император, ни члены фамилии, ни высокопоставленные сановники, ни представители высшей аристократии (на него, конечно, были приглашены только дворяне, но многие даже без титулов), да и вообще Москва была куда свободней от светских условностей, чем Северная столица, устроители этого маскарада позволили себе отойти от обычного распорядка, когда бал непременно начинался полонезом, затем следовали мазурки, котильоны и непременно устраивались кадрили. На этом маскараде прежде всего и почти исключительно кружились в вальсе, самом любимом танце этого времени, неистово ворвавшемся в моду. Играли, конечно, и чтимую многими мазурку, однако вальс воистину царствовал! В памяти многих из присутствующих в зале еще были живы годы, когда покойный император Павел Петрович этот танец настрого запретил, а вновь сделал его королем балов государь-император Александр I, который считался одним из лучших танцоров эпохи. Казалось, неистово кружась, проходя тур за туром, танцоры стремятся вознаградить себя за те годы, когда балы казались скучны и однообразны без вальса, а может быть, они смутно предчувствовали, что вскоре настанет время, когда будет не до танцев – не только не до вальса, но и не до танцев вообще! – потому что война, которую все ждали, но в возможность которой все же не хотели верить, уже стояла на пороге. Всем было известно, что Наполеон сосредоточил на границах России около 640 тысяч солдат, причем французы составляли только половину армии, а остальная ее часть была укомплектована поляками, итальянцами, немцами, австрийцами и прочим «европейским сбродом», как писали патриотически настроенные газеты.

Впрочем, сейчас мысли об этом были отогнаны прочь! Чудесная музыка Гуммеля, Моцарта, Гайдна стремительными наплывами будоражила сердца, мягкими пассажами успокаивала смятенный разум и бурными переливами вновь кружила головы…

Это был маскарад-домино, однако лишь для дам. Кавалерам следовало являться в масках, но в мундирах (военным), во фраках или сюртуках (статским), однако даже офицерам предписывалось танцевать только в бальных башмаках. Дозволялось нарушать это обычное правило разве что в провинции, да еще война заставит его нарушить… но это время еще слегка сквозило в дымке будущего, а нынче казалось и вовсе неразличимым.

Дамские домино оказались самых разнообразных фасонов и покроев: как глухими, строгими, скучными, так и весьма кокетливыми: некоторые были даже с открытыми шеями и весьма откровенными декольте, лишь слегка декорированными кружевом. Особенное внимание привлекала одна дама в домино моднейшего цвета мордорэ [30] От франц. maure doré – букв . позолоченный мавр; красно-коричневый цвет с золотым отливом. и золотой маске. Локоны огненно-рыжего цвета падали из-под капюшона на ее точеные плечи, слегка припудренные золотистой пудрой. Приличия диктовали дамам делать для бала строгие прически с забранными наверх волосами, так что эти рыжие локоны выглядели столь же вызывающе, как декольте дамы и ее золотистая пудра. Однако Аглая ненадолго задержалась взглядом на незнакомке – гораздо более пристальное внимание ее привлек кавалер рыжеволосой особы: высокий темноволосый гусар, чьи черные глаза так и сверкали в прорезях маски. Огоньки свечей огромной люстры сияли на золоте, украшавшем его доломан.