Татьяна Хрисанфова - Зелёные яблочки

– Так вот – без матери, – с тихим сочувствием покачала головой женщина. Но ее слова были услышаны тем, кому они предназначались. Пришедший сосед нахмурился и, ссутулившись, присел на край лавки, стоящей у стола. Привлеченные разговором из горницы вышли пожилые родители хозяина дома.

– Об чем спор? – спросил дед Василий, старик c белой седой головой и такой же белой аккуратной бородкой.

– За стол пора, – не дала продолжить разговор суровая сноха. – Никого ждать не будем больше. Она имела ввиду не явившихся к обеду сыновей. Любила хозяйка в доме порядок и послушание. Все в деревне знали, что Катерина держит свою семью в «ежовых рукавицах», даже муж побаивался ее крутого нрава. Тем более, что по сравнению с супругой, он был щупловат, а ее руки, привычные к тяжелой крестьянской работе, могли залепить такую затрещину, что мало не покажется. Позволяла себе Катерина такие меры воспитания не только для детей, но и для подвыпившего муженька. Оправдывайся потом перед деревенскими, почему в доме баба верховодит! Деревенские вездесущие кумушки, обсуждая Катерину, говорили, что ухваты и чапельники сами по ранжиру выстраиваются, стоит только той к печке подойти, да бросить на них свой строгий взгляд. Даже своенравная свекровь – бабка Авдотья – опасалась лишний раз поперечить строгой снохе, хоть и было ее любимым занятием встревать в любой разговор.

Хозяйская дочь быстро раскладывала на столе деревянные ложки. Катерина сама поставила на стол три глиняные миски с густыми, исходящими паром, щами. Харитон жадно втянул ароматный запах. Уж что-что, а готовить Катерина умела лучше всех в хуторе, да что там в хуторе, и в деревне тоже. Одиноко жившему с детьми Харитону, готовила приходящая из деревни мать. Но пожилая женщина приходила редко. Кашеварить Харитон так и не научился за время своего вдовства. Варил только кашу, да и та вечно пригорала. Теперь, при виде наваристых щей, у него, что называется, «потекли слюнки». За столом рассаживались молча. В это время, видимо вспомнив об обеде, в дом ввалилась весёлая ватага, состоящая их трех молодых ребят. Двое были почти одинакового роста; третьему, видимо, последышу, было лет шесть-семь. Войдя, они сразу присмирели, увидев, что семья уже сидит за столом. Могло статься и так, что строгая мать не пригласит за стол нарушителей семейных устоев. А садится без ее приглашения никто не решился бы. Зыркнув на сыновей взглядом из под бровей, мать коротко бросила: садитесь. При посторонних она не хотела устраивать скандала. Одного ее слова было достаточно, чтобы пришедшие парни, толкая друг друга, мгновенно уселись за стол. Сестра подала им ложки. В деревне было принято, чтобы женщины полностью обслуживали мужчин. Когда хозяин садился за стол, женщина сама нарезала хлеб, подавала ложки, солонку, полные миски. Ставила на стол самовар. Мужчина же при этом не мог вмешиваться, как считалось, в бабские дела. Мужские дела были за порогом дома.

Все, сидящие за столом, молча перекрестились.

Дед Василий вполголоса прочитал молитву и первым опустил свою ложку в дымящуюся миску. Ели молча. Щи из одной миски хлебали сразу несколько человек. И лишь гостям поставили миску на двоих. Харитон ел жадно, набирая в ложку, что погуще. Анютка же выцеживала из миски забеленную сметаной водичку.

– Ты погуще бери, – наставлял ее отец, – таких щей когда еще похлебаешь?

Катерина искоса с жалостью поглядывала на гостей.

Лука и Иван, хлебавшие из одной миски, не поделив кусок баранины, завозились, исподтишка толкая друг друга локтями. Выражать свое неудовольствие вслух никто из них не решился.

Отец тут же строго глянул на них: – А ну тихо!, – приказал он.

Братья сразу присмирели, никому не хотелось вылезать из-за стола, если вдруг мать заметит их препирательства. Но Катерина нашла другой повод для недовольства. Она бросила суровый взгляд на дочь. Та моментально вскочила и стала убирать пустые миски. Вытерев со стола крошки, она поставила на дощечку огромную жаровню, наполненную зарумянившимися утопающими в желтой сметане варениками. Воодушевленные видом сковороды и исходящим из нее сладким запахом, сидящие дружно потянулись к жаровне. В деревне было принято есть много. Для жизни, наполненной каждодневным трудом, требовались немалые силы. Катерина покачала головой, осуждая дочь, не успевшую вовремя подать кружки. Поднявшись из-за стола она стала наливать в глиняные кружки крутой взвар, как называли в деревне сваренный из сушёных фруктов и ягод напиток. Девушка тут же подскочила с лавки и кинулась ей помогать. Сидящие за столом почувствовали себя свободнее. Теперь можно было перекинуться словечком.

– Снега вон сколь навалило, – начал разговор дед Василий, – весна, похоже, будет поздняя.

– До весны е-щ-ё-ё – зима только началась, – перебила его вечно перечившая супруга.

– И-и-х, Авдотья, – вздохнул дед, – вот ты так всегда, лишь бы поперек.

– Очень вкусно, тетя Катерина, – подала голос Анютка, – даже бабушка так не стряпает. Растроганная хозяйка погладила ее по голове:

– Пей, моя хорошая, да вареники ешь: они вон какие сладкие. Быстро опустевшая жаровня напомнила гостям, что пора бы и честь знать.

Харитон положил ложку на стол: – Спасибо за хлеб-соль! Лучше тебя, Катерина, никто не готовит! Однако пора нам. Засиделись!

Анютка понимавшая отца с полуслова, тут же вскочила с лавки и кинулась за своей шубенкой.

– Даша, – посмотрела она на хозяйскую дочь, ты моей Маньке юбочку сошьешь?

Та улыбнулась: – Конечно, приходи вечерком.

Проводив соседей, женщины убрали со стола, и Даша начала мыть посуду. Младший брат – Санька – крутился возле нее, в надежде узнать планы на ближайший вечер. Сестра и братья по вечерам уходили в деревню на посиделки. Словно для них пять верст не были расстоянием. Да еще и по такому морозу. Лучше бы сидели дома. С братьями в карты можно поиграть. Мать да бабушка каждый вечер ставят прялку около печи, да начинают прясть, носки вязать, или ткать холсты. Отец вечерами занят по хозяйству: валенки подшивает, сбрую чинит. У детей быстро дырки на подошвах появляются. Пока одному подошьешь, у другого уже прохудились. В большой семье всегда найдется неотложная работа. Дед, тот всё старые газеты читает. До хутора они доходят поздно. Пока местный лавочник, выписывающий их, прочитает, да потом, с оказией, передаст деду на хутор, все, что там написано, уже не интересно становится. Жалко, что дед в карты не играет, считал внук. А местные новости можно узнать и у колодца в деревне. Причем самые свежие.

– Ну что: пойдете сегодня на посиделки? – притворно-равнодушно вопрошал Санька, пытаясь по глазам сестры угадать ее настроение.

– Наверное, – неохотно ответила Даша, – если Лука с Иваном соберутся. В том, что старшие братья соберутся идти в деревню, Санька не сомневался. Они каждый вечер, как только стемнеет, начинали собираться. И главное: ни мать, ни отец не отговаривали их. Как будто не боялись волков степных или людей лихих. Глушь все таки кругом. С недавнего времени на посиделки зачастила и единственная сестра. Родители смотрели на это сквозь пальцы. Вся деревенская молодежь ходит на посиделки. Пусть люди посмотрят на их дочь, глядишь, и посватается кто путевый, а может и кто побогаче. Были в деревне и такие немногочисленные женихи. Дочь уж больно хороша. Одни косы чего стоят. Так и тянут голову назад. А длинные-то: ни у одной девки в деревне нет таких волос.